Всего лишь один из парней

— С Беллом все будет в порядке. Мён отвезет его в больницу, просто в качестве меры предосторожности.

Когда тренер говорит об Эле, меня тошнит. Он понятия не имеет. Эл был таким чертовски хитрым. Все его маленькие штучки начинают обретать смысл: приходить на игры в полной экипировке, аллергия на мыло, этот дурацкий гнусавый голос. Все части лжи.

Я киваю, но тренер не отпускает моего плеча.

— Я знаю, что Фредлунд нанес Беллу большой удар, но лучший способ заставить их заплатить — не давать сдачи сильнее.

Я пытаюсь отодвинуться, но тренер крепче сжимает мою майку. Я вздыхаю и поворачиваюсь, пока не смотрю ему в глаза. Вместо гнева его лицо полно беспокойства. Он действительно думает, что я собираюсь пойти и начать драку с Фредлундом. Тренер не понимает, что Эл того не стоит. Зачем мне защищать такого лжеца?

— Ты теперь капитан, — говорит он.

— Покажи им, что это значит.

Я еще раз киваю и бросаюсь на лед. Что это значит? Эл был тем, кто помог мне получить тройку. У нас был план, как это сделать. Но все это для него ничего не значило.

Яростный гнев снова поднимается во мне. Я крепче сжимаю палку и концентрируюсь на реве толпы. Я катаюсь к центру льда, готовый принять вбрасывание. Все мое тело горит бурной энергией. Мне нужно играть.

Фредлунд едет напротив меня. Я сжимаю зубы, и образ того, как он врезается в Эла, мелькает перед глазами. Каким-то образом его грязный чек прошел как законный, но я знал, что он пытался навредить ей.

Моя кровь закипает, и я смотрю на него сверху вниз, побуждая его сказать что-нибудь. Он встречает мой взгляд бледными глазами и самодовольным взглядом, который говорит мне, что он точно знает, что сделал.

— Плачешь о том, что твой маленький дружок пострадал? — усмехается он.

— Что ты собираешься делать без того, чтобы никто не кормил тебя голами?

Я вдыхаю и выдыхаю, пытаясь вспомнить слова тренера, но голос Фредлунда наполняет меня тошнотворным адреналином.

Он откидывает голову назад.

— Какое жалкое оправдание для капитана! Ты бы видел свое лицо, когда Белл упал. Белое как призрак.

Его слова текут сквозь меня, как будто он наполняет меня ядовитым топливом. Я слегка улыбаюсь ему, побуждая его продолжать. Вам от этого будет только хуже.

Он бросает взгляд на рефери, который катится к нам с шайбой, затем шепчет достаточно тихо, чтобы я мог слышать. «Но это неправда. Вы уже видели большой успех, когда махали маме и папе на прощание».

Судья парит с шайбой между нами. Фредлунд выигрывает вбрасывание и уносится по льду.

Я двигаюсь, даже не читая пьесу. Я не понимаю, что делаю, пока почти не натыкаюсь на него. Я катаюсь быстрее. Фредлунд передает шайбу, и теперь она на другой стороне поля.

Это не имеет значения. Он привлек к этому моих маму и папу.

И он обидел Элис.

Фредлунд хотел драки… теперь он ее получит. Я врезаюсь в него изо всех сил. Никогда в жизни я не был так готов к бою. Но у меня нет шанса. Он плывет вперед и падает лицом на лед.

И не встает.

Элис

— Я в этом не сижу, — говорю я маме.

Она стоит в дверях моей больничной палаты, держа руки на инвалидном кресле. Я протискиваюсь мимо нее и выхожу в коридор.

— Всего несколько ушибленных ребер, — говорю я.

— Ничего не сломано!

— Но доктор сказал, будь помягче, милая!

— Угу, не напоминай мне.

«Будь осторожна» на языке врачей означает, что я пропущу следующие пять игр. Мэдисон вернулась на каток, чтобы сообщить тренеру плохие новости. Я надеюсь, что он не слишком расстроен и не пересматривает свое решение поставить мне пятерку. Не то чтобы я сделала хоть что-то, чтобы заслужить ее сегодня.

Мама подкрадывается ко мне сзади и заставляет надеть зимнюю куртку: ярко-розовую с оторочкой из искусственного меха, которую она купила мне два Рождества назад. Если я включу сегодняшний день, в сумме получится один раз, когда я его надела.

Я смотрю на свою мать. Она примчалась сюда так быстро, как только могла, как только я написала ей, что я в больнице.

Тушь размазана вокруг глаз.

О нет, ее слезы были не от того, что она видела мою боль или мои ушибленные ребра.

Это после того, как она вошла в больничную палату и увидела мою изменчивую стрижку.

Да, моя мама плакала, потому что я постригся. Единственная светлая сторона этого дня — это знать, что мне больше никогда не придется носить накладные волосы.

Тем не менее, мама пришла, как только узнала, что я в больнице.

— Привет, мама, — тихо говорю я.

— Спасибо.

Ее глаза устремляются вверх, а тело неподвижнее, чем я когда-либо видела.

— Я знаю, что не всегда облегчаю тебе жизнь, — говорю я, глядя вниз, — и недостаточно говорю тебе, как сильно тебя ценю. Ты так усердно работаешь, чтобы мы с Ксандером могли продолжать делать то, что любим.

Я встречаюсь с ней взглядом.

— Я люблю тебя, Ма.

Ее нижняя губа выпячивается и дрожит, как нервная чихуахуа.

— Элис, — говорит она и берет меня за руку.

— Возможно, я никогда не пойму, почему ты любишь хоккей. Но я понимаю, что очень люблю тебя… даже с этой прической.

Я смеюсь и притягиваю ее к себе, чтобы обнять.

— Я все еще не сижу в этой инвалидной коляске.