Всего лишь сделка

Кира так не смогла выбрать что-то одно, каждый кусочек был притягателен, она заказал несколько, и вернулась к столику. Саврасов флиртовал с официанткой, но возвращение Холодковой спугнуло девушку.

— Помешала?

— Нет. Заказ я сделал.

— Я тоже.

Заказанный капучино принесли быстро и Кира с наслаждением выпила чашку и заказала ещё. Официантка прокомментировала ее заказ, Кира что-то эмоционально ответила, девушка была вынуждена извиниться.

— Что случилось?

— Капучино пьют только до обеда, но эти туристы ничего не понимают в кофе. Я ответила, что у меня как раз утро, завтрак, так что могу пить капучино сколько хочу.

— Что же она сказала про мой эспрессо?

— Ничего. Его можно пить круглосуточно.

Принесли салат, Холодкова его поковыряла, выбрав морепродукты, она не любила сельдерей, а в салате он был в огромных количествах, неужто Саврасов решил побеспокоиться о ее фигуре, себе-то он заказал мясной салат. В ожидании второго блюда, Кира негромко подпевала Эросу Рамазотти: «ma se il cuore ha un'ala spezzata devi solo curarla perchancora la fermata altri viaggi aspettano te». Вот и принесли ее спагетти с чернилами каракатицы, украшенные раковинами мидий и тигровыми креветками. С помощью ложки и вилки с этим кулинарным чудом она расправилась быстро. Что человеку нужно для хорошего настроение? Хорошая еда.

— Что будем делать дальше?

— Сейчас принесут торты.

— Что мы будем делать завтра?

— Ты, не знаю.

— А ты?

— Поезд до Рима, поезд до Брюсселя.

— Уеду я.

— Хорошо, я буду наслаждаться Флоренцией дальше.

— Наслаждайся.

Принесли пиццу и поставили перед Саврасовым.

«Четыре сыра, моя любимая». Холодкова смотрела на пиццу и хотела ее.

— Будешь?

Кира кивнула.

Он взял кусок и поднес к ее губам.

— Я сама.

— Только из моих рук.

Запах дразнил, и Холодкова не стала спорить. Словно маленького ребенка он ее кормил. К тому моменту, когда принесли торты, свободного места для них не осталось, Холодкова попросила упаковать с собой и принести счет. Саврасов полез в задний карман брюк, но кошелька там не оказалось. Он похлопал себя по оставшимся карманам, но и там было пусто, банковские карты остались во вчерашнем костюме. Кира сначала тихо посмеивалась, но не сдержалась, и ее хохот заполнил пространство кафе.

— Я тебя предупреждала.

Кира расплатилась, и они покинули кафе. Каждый раз, когда она смотрела на Саврасова, начинала смеяться, Коста злился, но в этот раз на себя.

В гостиничном номере Кира сразу пошла в ванную комнату, вернулась она завернутая в полотенце, мокрые волосы, прилипая к шее, струились по спине и плечам. Вечер был теплым, и Кира устроившись на диване, любовалась видом города. Запах одеколона сообщил ей о близости Косты.

— Тебе помочь заблокировать карты?

— Там не было карт.

— Хорошо. Через час можно собираться на ужин, если конечно собираешься идти.

Кира подошла к балюстраде, перегнулась через перила и стала смотреть на неспешные воды Арно.

«Вот почему мне всегда попадаются кретины. Вот так он и будет стоять в дверях, смотреть на меня, как голодный на горбушку хлеба, слюной захлебнется, но не сделает этот шаг, один маленький шаг. Не сделает и уедет, я сниму все эти часы, найду ещё массу причин для уменьшения времени, и оно закончится очень быстро. А все замечательное и памятное, что могло произойти, так и не случится. И он, и я будем сожалеть об упущенном, только исправить ничего не сможем. Только здесь и сейчас. А в Москве этого ничего не может быть, в Москве не было ее настоящей, в Москве существует только Кира Алексеевна, способная решать все проблемы, знающая на всё ответы, всегда спокойная, невозмутимая и безразличная. Только здесь и сейчас».

Теплый ветер теребил волосы, Холодкова вернулась в номер и занялась укладкой, но легкий беспорядок, оставленный беззаботным ветром, затерялся в ее локонах. Платье — туника, тонкие ремни босоножек обвивали икры, плетеная сумка и она готова к выходу.

— Вы готовы, Константин Михайлович?

— Да.

Саврасов проверил все ли карты на местах, новый кошелек был непривычен и мешал, но в этом он был сам виноват, его же предупреждали.

быстро довезло их до небольшой виллы на окраине города. Хозяин дома и хозяйка уже их поджидали. Вся интернациональная семья Боргезе собралась в этот вечер, многоголосье и разнообразие языков заполнило простойную террасу, где проходил ужин. Итальянский сменял английский, кто-то переходил на французский, гам, шум стоял страшный, они что-то громко обсуждали, о чем-то спорила, над чем-то смеялись. Всех их объединяла любовь к живописи. Саврасов совершенно посторонний и далекий от искусства, не был здесь чужим. Кира театрально стукнула себя по лбу и выбежала с террасы, вернулась она со своей сумкой, из которой выудила несколько свертков. Один из свертков предназначался Фабио, другой его жене Марии, а дымковские игрушки она раздала ребятне.

— Кира, не надо было.

— Мария я же знаю, что вы собираете Императорский фарфор.

— Спасибо.

— Фабио открывайте.

Хозяин дома несколько минут вертел в руках сверток, словно раздумывая, стоит ли разрывать упаковку, потом осторожно снял цветную бумагу и… рассмеялся.