Кира села в глубокое кресло и приготовилась слушать разговор ни о чем. Саврасов наполнил бокал и поставил перед Кирой.
— Мне на сегодня хватит. Или вы собирались меня споить?
— Нет, не собирался. У вас же стресс, надо снимать.
— Стресс будет у моего желудка, третий бокал натощак.
— А вы что-нибудь сегодня ели?
— Нет. Завтрак проспала, обедать собиралась в другой компании.
— И что ж вы молчите?
— Я не молчу.
Саврасов исчез. Кира подошла к одному из книжных шкафов, и для нее всё окружающее исчезло, старые книги, много раз читаные и перечитанные, они не были глянцево-новыми, подобранными под интерьер, это были «живые» книги, хранящие секреты отрочества, юности, молодости, зрелости, старости, у каждого периода свои книги, свои страницы. Кира вытащила книгу по этикету конца позапрошлого века, кто-то основательно ее проштудировал, закладки, пометки, как трогательно были составлены письма, какие витиеватые обращения, всё это исчезло в семнадцатом году и больше не возродится. Подробно были расписаны все важнейшие вехи в жизни человека позапрошлого века — крещение, свадьба, похороны, визиты, обеды и т. п.
— Кушать подано.
Кира подскочила на месте. «Что за дурная привычка подкрадываться, я скоро заикой стану и от каждого шороха пробивать головой потолок начну». Сколько же она простояла около стеллажа, если столик был уже накрыт и ждал их?
— Это не обед и не ужин, это закусь, исконно русский вид еды.
— А стейки из семги обязательная составляющая закуси?
— Это одно из немногих блюд, которые я умею готовить. А потом не вы одна остались без обеда. У меня на обед и после него были другие планы.
«Совершенно другие, обед в ресторане, шампанское в квартире и до утра в постели». Уж никак Саврасов не полагал, что она не согласится, что возникнет какой-то Иван и что какой-то идиот въедет в ее машину. Он не повез ее на квартиру, там было всё устроено для киношного соблазнения — лепестки роз, свечи, шампанское. К сделке это не располагало. В доме было проще, а если бы ещё каждый раз, когда она подается вперед, полы халат не расходились, так вообще было бы всё просто.
— Так вы не собираетесь оставить Ильина в покое?
— Нет, не собираюсь, пока вы не согласитесь.
— А гарантии?
— Моего слова не достаточно?
— Нет.
— Обидно это слышать. Какие гарантии вам нужны?
— Я должна быть уверена, что всё действительно закончено. Сейчас идет суд, полгода процесс ещё точно продлиться, мы его выигрываем, вы это обеспечиваете, потом апелляция это еще пара-тройка месяцев, потом кассация еще пара месяцев, в надзор обычно налоговая не идет. Итого через год, когда я буду уверена, что процесс окончен, вы можете потребовать от меня исполнения обязательств.
— Год?
— А вы как думали? Сами же это все устроили. Сколько в среднем длиться ваш роман?
— Не больше трех недель.
— Значит три недели. Пятьсот четыре часа. Я работаю, поэтому как получится.
— Почасовая тарификация?
— А что вас не устраивает?
— Странно немного.
— Я не могу ради вас бросить всё. Если вас не устраивает…
— Устраивает.
— А что вы ещё умеете готовить?
— Картофель могу отварить, отбивные пожарить, шашлык приготовить.
— Я удивлена, такой арсенал блюд.
— А я удивлен тем, что вы на Ильина работаете. У вас же могла быть блестящая дипломатическая карьера.
— Не захотела. Работа должна доставлять удовольствие.
— И вам доставляет удовольствие нянчиться со Ильиным и Брагинской?
— Я занимаюсь тем, что мне нравится. Мне нравится «нянчиться», мне нравится добывать гранты для реставраторов, мне нравится договариваться с музеями, мне нравится организовывать выставки и конференции, мне всё это нравится. Я остаюсь сама собой.
— И при этом являетесь посредником.
— Да, это мое хобби, эта такая же часть моей сущности. У меня есть связи, и я их использую. Мне это позволяет жить, так как мне хочется и не зависть от других и от работы.
— Почему вы тогда не стали этим профессионально заниматься?
— А почему вы не стали физиком-ядерщиком или ученым-математиком?
— Из меня никакой ученый.
— А я не хочу стать желчной карьеристкой, а ей стала за два года работы по специальности, начала уничтожать противников и соперников, перестала общаться с семьей и друзьями, то во что я стала превращаться, мне не понравилось, и я остановилась.
— Куда перевести деньги?
— Деньги?
— Сумма на бумажке.
— Сейчас.
Кира дотянулась до сумки, достала органайзер и аккуратно переписала реквизиты на квадратный белоснежный листочек.
— Вот.
— Но это не ваш счет.
— Вы даже мой счет знаете? Да это не мой счет. Это благотворительный детский фонд. Буду тешить себя мыслью, что мое нравственное падение во имя высоких целей.
Саврасов уставился на нее как на интересный вид насекомого, только микроскопа для детального разглядывания не хватало. Кира чувствовала себя неуютно под этим изучающим взглядом. «Чтобы ещё такого придумать, чтоб он миллион раз подумал прежде, чем согласиться на все условия?».