Отмыв пол и уже возвращаясь с полным красной, пенной воды ведром в туалет, Николас заметил на полу какую-то книжку. Рядом сидел Джеймс Блонд, глядя на Николаса огромными, голубыми глазами, полными боли и отчаяния – еще один сирота, лишившийся любимой хозяйки. Николас решил, что уберет книжку, когда вымоет ведро и примет душ, вот только с душем не задалось: включив воду, к горлу подступил огромный ком, готовый вот-вот вырваться наружу в виде потоков слез из глаз. Но Николас, который только-только пришел в себя (насколько это вообще было возможно в его страшной ситуации), хотел во что бы то ни стало удержать себя в руках. Ему требовался ясный ум, потому что впереди предстояло решить много разных вопросов, требующих всего его внимания: от организации похорон до выписки маленькой Меган из детского отделения для новорожденных.
Из душа Николас вышел уже через две минуты после того, как зашел туда. Он надел чистые трусы и футболку и пошел в спальную. В ее спальную. По дороге он поднял ту самую красную книжку.
– Блокнот, – произнес он, – ты сказала мне: блокнот.
Он хотел сесть в кресло, в котором Меган и заснула тем днем, в котором ее сонное тело ломалось, получая травмы от падения с высокой лестницы старого, готического особняка, но на кресле было высохшее пятно. Оно было меньше того, что осталось в коридоре, но все же сиденье было испорчено. Николас сел на пол, облокотившись спиной на кресло. Рядом с ним лежало две книжки: одна книга была написана о детях возрастом от нуля до двенадцати месяцев, вторая называлась «Не один дома» и, судя по обложке, предназначалась ему. Теперь ему предстояло прочитать обе эти книги…
Джеймс Блонд неожиданно для Николаса запрыгнул к нему на колени, скрутился в клубок и замурчал.
– Ты скучаешь, правда? – спросил у кота Николас. – Ты все понимаешь…
Он открыл блокнот с первой страницы. Его внимание сразу привлек ключ, который лежал в отделе для карандаша. Ключ выглядел необычно и очень старо.
Это был ее почерк. Он знал его. Она писала небрежно, часто меняла направление букв, красивым ее письмо назвать было сложно. Николас улыбнулся. Меган говорила как-то, что психологами доказано, что неаккуратный почерк принадлежит тем людям, кто мыслит слишком много и быстро: их рука не поспевает записывать рождающиеся идеи. Тело слабее разума, слабее духа.
Николас читал и то тревожился, понимая, что ей приходилось пережить, то смеялся, узнавая в написанных словах ее чувство юмора и особо развитый, так полюбившийся ему сарказм, то улыбался, когда видел, как она описывала их первые встречи. Но все это время из его глаз все-таки текли слезы. Он больше не мог их сдерживать.
На отдельной странице было написано:
Однако на обороте страницы продолжался текст. Николас перевернул страницу, откуда-то зная, что там его ждет нечто страшное и одновременно важное.
Он не ошибся. Меган подробно описала дом, рядом с которым оказалась. Читая его описание, у Николаса по телу бегали мурашки. Он прочитал о дохлом зверьке у стены в столовой, о подсвечнике, который мог послужить ей оружием (из-за которого она и вывихнула правую руку, и который в последствии остался лежать на лестничном пролете между первым и вторым этажом старого заброшенного особняка), о шагах над головой, о спальне, которая выглядит точь-в-точь как ее собственная, в которой он сейчас находился, только в ужасно заброшенном состоянии, и о комнате, ключ от двери которой она положила в карман.