Всего лишь сон

Вдруг эта темнота стала двигаться. Казалось, она обретает некие очертания, принимает какую-то физическую форму. Словно из пустоты, подобно Адаму, за пределами видимости Меган создавалось подобие человека: образовалась костная ткань, быстро выстроившаяся в скелет, в черепе появились, казалось, непропорционально большие глаза, которые всего-на-всего еще не прятали от внешней среды мышцы и веки, за глазами появился гигантский серо-розовый грецкий орех, слишком мягкий для ореха и слишком твердый для желе. От огромного ореха поросли бесконечные тоненькие нити: сперва к выпученным глазам (Меган думалось – непременно карим), затем ниже, разветвляясь как посеченный волос или старая, подранная метла. Между ребрами появилась странная пульсация, которую Меган ощущала всем своим телом: у неживой темноты зарождалось вполне живое сердце. Вмиг по еще недостроенному телу сына темноты, словно обвисшие провода, стали появляться вены и артерии, а затем и другие мелкие кровеносные сосуды. Поток хлынул. Два больших розовых мешка, крепко сдерживающих между собой только что включившийся насос, раздулись, расширяя еще виднеющиеся белые ребра, а затем сузились в исходное положение, чтобы через секунду снова наполниться не кислородом, но окружающей темнотой. Ниже плотно упаковался кишечник и Меган ощущала, казалось, каждой клеткой своего тела, как виток за витком крепкой внутриутробной кожи укладывается в строго правильном порядке. «Интересно, – неконтролируемо подумала девочка, – а его кишки уже полные? И если ответ «да», то что же именно в них есть? Ведь, будь они пусты, они бы слиплись между собой, и он бы умер». «Но ведь то, что не живет, не может умереть», – ответил другой голос внутри головы Меган. Этот голос, казалось, принадлежит ей, но какой-то он слишком взрослый. Кто знает, может Меган из будущего тоже обитает в мире снов? Пока девочка размышляла о том, что наполняло кишечник странного «нечто», рождающегося из темноты в ее присутствии, на костях того самого «нечто» уже порастали мышцы, которые спешно покрывались бледной кожей.

– Это маньяк, – шепнула Меган, – маньяк, от какого убегают в той дурацкой комнате.

– Ты правда в это веришь? – снова сказал в ответ взрослый голос в голове Меган, но девочке показалось, что она произнесла это вслух. – Не будь глупышкой. Тот маньяк остался в той комнате, а этот сейчас здесь, с тобой. Тот маньяк получает зарплату за то, что пугает глупых мальчишек, а этот питается твоим страхом.

Меган задрожала. Она чувствовала, как темное «нечто», творение темноты, свидетелем чьего рождения она только что стала, уже буквально дышит ей в спину, спокойно наблюдая за девочкой и выжидая, как же она себя поведет. Они дышали одним воздухом, который и воздухом даже не был. Существо было соткано из темноты, которую вдыхала и выдыхала девочка. И да, она участвовала в появлении существа хотя бы потому, что все это происходило в ее голове.

– Кто здесь? – испуганно спросила она. Она хотела, чтобы взрослая Меган ответила ей, подсказала, ободрила, ведь они играют за одну команду, но старший игрок был удален с поля за несвоевременный вход в игру, получив первое предупреждение. – Проснись, проснись, проснись, – стала бормотать девочка, зажав кулачки и зажмурив газа. Но она все никак не просыпалась, а существо, рожденное ее сознанием, кружило вокруг нее в темноте, даже не создавая никакого движения в воздухе, потому что, как известно, воздуха там не было.

Оно улыбалось.

Когда Меган перестала повторять слово «проснись» и испуганно всмотрелась в темноту, над ее левым ухом склонилась уродливая голова и бесшумно прошептала своими распухшими губами:

– Беги.

В тот момент Меган с криком подпрыгнула на своей кровати, отчего и проснулась. Отчего, к слову, проснулась и вся ее семья, кроме брата, который и так не спал, а разглядывал весьма неприличные фотографии в мониторе своего компьютера.

«Это та же темнота, – подумала уже взрослая Меган, стоявшая в заброшенном домике в лесу, в одной из локаций ее особого мира, ее собственного измерения, – я вернулась в один из своих кошмаров».

Дверь за ее спиной захлопнулась, лишив дом, который, как оказалось, вовсе и не был домом, единственного источника света. По телу пробежали мурашки. «В таком ночном белье мурашки по телу должны бегать не из-за страха, дорогуша, а от возбуждения,» – пронеслась мысль в голове Меган. Мысль, ей не принадлежавшая и продуманная не ее голосом. Это был тот самый голос, который она слышала в кошмарном сне, когда и зародилось то страшное нечто. Маньяк, напугавший тогда двенадцатилетнюю девочку, сейчас наверняка здесь. Он вернулся. Нет, это она вернулась к нему. Но здесь должен быть и голос, принадлежавший, как когда-то думала Меган, ей самой. Может, так оно и было, может, это был голос той женщины, которая уже тогда пряталась за маской одиночки, ожидая, когда ее наконец вызовут на поле и она вступит в игру.