Всего лишь сон

Меган аккуратно коснулась живота. «Еще не время говорить ему», – решила она для себя, осознавая, что все же просто боится рассказывать. Она испытывала странное ощущение, похожее на то, когда ребенок, заметив в доме что-то сломанное или разбитое, боится сказать об этом родителям, опасаясь, что его могут отругать, даже если тот предмет был испорчен не им. Она – психолог, она – сильная личность, и прекрасно понимает, что осознанная поддержка этой мысли – это поступок незрелого человека, но даже она ничего не могла с этим поделать.

– Прости, – сказала Меган, – я очень устала. Был тяжелый день.

– Как думаешь, сегодня ночью…

– Вполне вероятно, – улыбнулась она, – часто события, что происходили со мной накануне, так или иначе влияют на мои сны.

– Тогда до встречи… во сне? – Ник рассмеялся, не веря, что произносит такие слова.

– Думаю, да, – ответила Меган и положила трубку.

Разные мысли так и просились завладеть ее и без того усталым разумом, но она выстроила ментальную стену, подавляя несвойственные ей слезы, улыбнулась той улыбкой, какой, пожалуй, улыбались настоящие ведьмы перед тем, как их в средневековье сжигали на кострах (а теперь у Меган не было поводов не верить в их существование), надела беспроводные наушники, полистала плейлист в телефоне и немного смутила Джеймса Блонда, начав громко подпевать Бону Скотту в песне «She’s got balls».

Глава 17

«Проснувшись» по другую сторону, Меган поняла, что находится в больнице. Это не был кабинет доктора Фокса, это не было смотровой комнатой, и она не бывала здесь раньше, но это определенно была больница. Сидя на ровно застеленной больничной кровати, Меган обдумывала возможные опасности, какие могут ее здесь поджидать. Странно, но место, которое должно вызывать мысли, связанные со здоровьем человека и улучшением его состояния, у Меган порождало множество ассоциаций со случаями весьма опасными для жизни.

В коридоре было безлюдно, играла музыка. Что-то знакомое, но за стуком сердца она не могла разобрать, что именно. Меган осмотрелась и решила, что это все же та больница, в которой она наблюдается. Это было неплохо, ведь она уже знала, где находится выход, хотя прекрасно помнила, что в случае с пожаром в университете, где она работает, это знание особо ей не помогло. Ты – главная героиня, моя прима. А я всего лишь скромный сценарист и декоратор.

– А я – режиссер.

Сказав это, Меган только теперь увидела, что она была одета в больничную ночную рубашку, волосы ее были распущены и выглядели не ухоженно, а на ногах были надеты мягкие больничные тапочки. Она зашагала к лифту и уже хотела нажать на кнопку вызова, когда решила, что с ее везением лучше избегать замкнутых пространств, к тому же движущихся. Дальше по коридору должен был быть выход на лестничную площадку, но коридор все не заканчивался, а лестницы так и не было. Обернувшись, Меган увидела за собой три пары дверей, расположенных друг напротив друга и лифт, хотя она могла поклясться, что прошла мимо не меньше десятка пар дверей больничных палат.

– Я в игре, – сказала Меган и продолжила идти дальше.

Ее рука случайно коснулась единственного кармана, вшитого в ночную рубашку, ощутив в нем что-то твердое. Запустив туда руку, Меган достала свои наушники. «Может быть, я заснула в наушниках?» – предположила она. Вставив их в уши и включив, она услышала ту же музыку, что играла в коридоре, только теперь отчетливо и громко. Меган на секунду прикрыла глаза и коварно улыбнулась: она не просто вошла в игру, она выводила на поле ту другую часть себя, которую в детстве считала своей взрослой версией.

– О да, я – твоя сладкая конфетка, ублюдок, о которую ты сломаешь все свои вонючие желтые зубы, – сказала она, кивая головой в такт песни. На этот раз это был Брайан Джонс: сквозь пространство и сознание в ее наушники транслировалась песня «Sweet Candy».

Ответ не заставил себя долго ждать: ближайшая слева дверь открылась, словно приглашая Меган войти внутрь. Если бы в тот момент Меган полностью могла себя контролировать, она бы не вошла туда, но сейчас у руля была та ее часть, которую она подавляла всю жизнь: дерзкая, резкая, смелая, справедливая.

В комнате ее ждала первая «декорация»: на хирургическом столе лежал человек, накрытый простыней. Здравый смысл умолял скорее выйти из этой палаты, но Брайан Джонс говорил иначе: «There she goes, yeah. Back on the beat – Sweet candy…»

И она подошла к столу. Руки не слушались взывающего к ним голоса разума и взялись за простынь. Приподняв ее, Меган увидела перед собой голое женское тело, у которого не было лица. Картина была жуткой: снята была не только кожа, отсутствовали глаза, нос, волосы. Меган прикрыла свои нос и рот, потому что от трупа исходил уже знакомый ей гнилостный запах, но помимо отвращения она испытала и облегчение: будь у этого мертвеца лицо, она бы, что вполне вероятно, узнала бы в нем кого-то близкого, что означало бы смерть этого человека. Или, что еще хуже, она могла бы узнать в этом лице себя.