– А я бы пироги заказал – с капустой, с картошечкой, с грибочками, с малиной и творогом! И чтобы лесной, и чтобы водяной… Если нас эти покойнички не завалят!
– Борзеевич, ты про русалку забыл! – подсказала Манька.
– Так, стоп! – Борзеевич сел, почесывая затылок, не по-доброму уставившись на Дьявола. – Ты меня на слове-то не лови! Я мое желание на потом оставлю! Я, может, избу хочу, как у Маньки. Чтобы и пироги пекла, и половицей скрипела. Надоела мне на лавке спать. Хочу, как Манька – на перине! Моим костям от этого только польза, а у нее, – он недовольно ткнул в нее, – искривление позвоночника.
– Так две ж избы! – изумился Дьявол. – Забирай одну да живи, кто мешает?
– А баня?! – хором спросили и Манька, и Борзеевич. Один голос был радостный, второй возмущенный.
– А обычную построить да протопить – рученьки отпадут? Это все-таки не баня – изба! – пристыдил он. – Баней она за ненадобностью стала. А кому не обидно, когда ты ненужный? Ей бы расти, а некуда. Печка у нее тоже обучена пироги печь!
– Да, конечно, Борзеевич, забирай, – согласно кивнула Манька, покраснев. – А баню построим. Физический труд облагораживает. У нас самоделкин инструмент есть, сруб избы соберут, а собрать и поставить лесные помогут. Поставим на берегу, будет общественной. День мужской, день женской.
– А желание я потом скажу, подумаю еще, – Борзеевич собирался уходить.
– Борзеевич, какое желание? Ты сначала вокруг гор пробегись, да на Вершину Мира поднимись! – возмутился Дьявол до глубины Бездны.
– Так ты теперь это так?! – изумился Борзеевич, возмущенный обманом до глубины души.
– Борзеевич, ты желание задумал, я его продумал. Причем, не сходя с места. А то, что оно оказалось исполнимо – ничего не меняет! За один Манькин плащ ты мне обязан пять раз обежать вокруг гор! Ведь неисполнимое было желание! Это, мать твою за ногу, знаешь, что? Это само пространство и есть! Ты хоть представляешь, сколько раз мне пришлось раскатать его, завернуть, убавить и добавить, чтобы замутить материю?! Новую галактику проще слепить, она не пространство в пространстве!
Манька и Борзеевич переглянулись, но каяться посчитали уж слишком.
– О, опять лезет! – воскликнула Манька, указывая на вампира, который показался на ступенях. – И чего это они, как драконы? У того хоть головы отрастали, а у этих одна! Шли бы себе с Богом назад…
– Ну так! – усмехнулся Дьявол. – Крыша Мира всегда была привлекательной. Дуреют. Сносит свою от перспективы иметь эту, а она, видишь ли, не всех греет…
– Это еще твой, – радостно сообщила Манька Борзеевичу, посчитав на пальцах по десяткам.
Борзеевич встал, плюнул на ладони, растер, вытащил из скалы меч, подошел к подъему, и когда голова вампиром показалась полностью, со словами «э-эх!» снес голову ко всем чертям. Безголовый трупик зашатался и, обращаясь в пепел, сполз по ступеням, вырубленным и Манькой, и Борзеевичем, и кем-то еще. Пепла накопилось столько, что ступени пора было подмести.
– Много еще их осталось? – спросила Манька, занимая место Борзеевича.
Борзеевич высунулся над пропастью.
– Штук шесть. Слабые они, немощь костей без мышц – явление доказанное. Но упорные. Я их даже зауважал. Не каждый рискнет забраться на такую высоту. Дьявол, я тоже удивлен. Дракон мертв, оборотни и люди съедены, впереди неизвестность, какого черта они полезли сюда за нами, когда проще вернутся?
– А где еще двое? – встревожился Дьявол, вскочив. Он приставил кругляки из пальцев к глазам. – Ух ты, мать честная! Несет! Ей богу несет! Посадил на плечи и несет, привязав веревками к шее! Да так ведь и без шеи остаться недолго! Мань, не хочешь полюбоваться на радость вашу? – с издевкой вопросил Дьявол.
– Ну-ка, ну-ка, дай посмотрю! – Манька тоже поднялась и подошла к Дьяволу.
Дьявол приставил кругляшки к ее глазам. Через них горы просматривались, как на ладони. Даже участочек Благодатной земли был виден, и внутренность радостно взыграла. И только потом поймала в окуляры сгорбленную фигуру, которая несла на себе ношу. Тяжелы вампиры, но и человек был не слаб. Манькина земля кормила и поила его, в последний год частично ограничивая. Впереди у Их Величеств лежали еще четыре горы. Если так пойдет, через три – шесть месяцев выйдут на большую землю. Немного впереди них люди толкали в гору ковер-самолет. Драконов уже нет, а сотканное из драконьей шерсти изделие продолжало работать.
– Вот, Дьявол, а ты говорил, любви нет! Ты бы уж как-то разобрался, пора им из гнезда выпасть и на крыло встать!
– Это ты сама, – открестился Дьявол. – Вон она, твоя соловушка… Вот и почувствуй, какой молодец был Илья Муромец! Отвалилась она? Поверь, эта соловушка еще попьет кровушки.