Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 5

Совсем недавно скончался мой дяди Хирам Стокели из Дарнам-Бич, штат Калифорния, и я чувствовал себя обязанным присутствовать на его похоронах и занять свое место в похоронной процессии, чтобы восточная ветвь семьи была представлена на этом мрачном мероприятии. В конце концов, дядя Хирам был любимым братом моей матери; и, хотя я никогда не встречался с ним и фактически никогда раньше не видел его, я знал, что она хотела бы, чтобы я присутствовал на его похоронах. Моя покойная мать была из семьи Уинфилдов из Нью-Хэмпшира, но мой отец был Филлипс, представитель одной из древних семей Массачусетса, родословную линию которой можно проследить до 1670 года, если не дальше. Я являюсь потомком знаменитого, а так же немного печально известного, преподобного Уорда Филлипса, бывшего пастора Второй конгрегационалистской церкви в Аркхеме, автора туманного, но психологически увлекательного текста о странностях Новой Англии под названием «Одаренные тауматурги в Ханаане Новой Англии», впервые опубликованного в Бостоне в 1794 году, а затем переизданного в довольно сокращенной форме в 1801 году. Была старая семейная шутка, что преподобный доктор, — об этом единственном его увлечении стало известно из писем, — в буквальном смысле совершил свое «проклятое» проникновение сквозь адское пламя и серу в «Великие Деяния» сумасшедшего старика Коттона Мазера[20] и еще более кошмарные «Чудеса Невидимого мира». Если так, ему это прекрасно удалось.

За много лет до моего рождения произошел разлад между моим дядей Хирамом и остальной семьей моей матери. Я не знаю, что произошло, но разрыв в отношениях был окончательным. Если моя мать и знала причину, она никогда не рассказывала мне об этом, но я помню, как мой старый дедушка бормотал о «запрещенных практиках» и «книгах, которые никто не должен читать», когда всплывало имя дяди Хирама, что было не очень часто. Каким бы ни был характер семейного скандала, дядя Хирам покинул Аркхэм, он переехал в Калифорнию и никогда не возвращался. Эти древние, прирожденные семьи Новой Англии, как вам известно, изобилуют скелетами в шкафу, старой враждой, вековыми скандалами. Кажется странным, даже извращенным, в наши дни таить обиду на всю жизнь, но мы гордый, упрямый, жесткий народ. Только большим упрямством можно объяснить тот факт, что мой дядя, как бы он не был раздосадован разрывом семейных отношений (даже с моей матерью, которая была его любимой сестрой), он фактически отказался от своей фамилии — Уинфилд — взяв вместо нее девичью фамилию своей матери —   Стокели.

Во всяком случае, все это произошло задолго до моего рождения — до того, как моя мать вышла замуж за представителя семьи Филлипс, — и из-за этого, а так же того факта, что никаких связей не было между моим дядей и мной — я даже не подозревал, что упомянут в завещании дяди, и так же совершенно не интересовался его имением, хотя было общеизвестно, что он стал очень богатым, когда переехал в далекую Калифорнию. 

Что касается элемента удовольствия, связанного с моим путешествием, он заключался в возможности возобновить дружбу с моим кузеном Брайеном Уинфилдом, единственным сыном моего другого дяди Ричарда. Мы впервые встретились, Брайан и я, совершенно случайно в Библиотеке Виденера в Гарварде в 1927 году. Я был отправлен туда моим работодателем, чтобы скопировать некоторые отрывки из определенной и очень редкой версии странного любопытного старого тома мифов и литаний, носящего название «Книга Эйбона», в этом случае Гарварду повезло, поскольку он обладал единственным известным текстом средневекового латинского перевода, сделанного греком Филлипусом Фабером. Молодой человек, сидевший рядом со мной, был веселым, веснушчатым, курносым парнем с взлохмаченными рыжеватыми волосами и дружелюбными голубыми глазами, он был полностью погружен в чтение медицинской книги  с самыми отталкивающими иллюстрациями, какие только можно представить. Он отреагировал на вызов библиотекаря — «Уинфилд», и бросился вперед, чтобы потребовать достать другую книгу из хранилища для его внимательного изучения.  Думая, что он, возможно, должен быть моим родственником, я позволил себе вольность представиться; позже, уже беседуя за кофе, мы заложили основы для прочной дружбы.

Брайан был лет на пять моложе меня и приехал на восток, чтобы учиться в медицинской школе, надеясь стать врачом. Мы привязались друг к другу с самого начала, оба были одинаково рады обнаружить, что мы были кузенами. Хотя мое пребывание было кратким, нам удалось продолжить наше дружеское общение по выходным и во время каникул. В этих случаях я приезжал в общежитие, чтобы навестить его, так как его отец заставил его поклясться, что он не рискнет приблизиться к Аркхэму ближе, чем земли города Бостон.