Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 8

— Совершенно верно, — кивнул Лавкрафт, — но не совсем. Обратите внимание, что подпись художника, вырезанная на обратной стороне плиты, — Уилтон, а не Уилкокс, и дата — 1938, а не 1925, как в моём сочинении. И хотя пожелтевшие газетные вырезки, что вы видите здесь, следуют той же общей схеме, которую я создал в «Зове», все они являются её вариациями и описывают реальных людей. Имена из газет отличаются от имён моих вымышленных персонажей, иногда значительно, а приключения в их жизни произошли после моего чудесного выздоровления в Мемориальном госпитале Джейн Браун.

То же самое и с этими потрёпанными записными книжками. Вы заметите, что они написаны не старым профессором Джорджем Гэммеллом Энджеллом, которого я придумал, страдая в Бруклинской ссылке в 1925 году, а нацарапаны пребывающим в отчаянии джентльменом из плоти и крови по имени Гораций Паркер Уиппл. Весьма интересно, что он также является профессором, но физики, а не семитских языков. Однако оба этих джентльмена, настоящий и вымышленный, действительно умерли после того, как их таинственным образом толкнул моряк. Странные силы, материализующие мой вымышленный мир, всегда довольно тесно связаны с более зловещими деталями моих историй.

В связи с этим также интересно отметить, что, как и в записных книжках моего полностью воображаемого профессора Энджелла, записные книжки Уиппла показывают, что он столкнулся с культом, члены которого действительно поклонялись Ктулху. Хотя всё остальное в этом непрерывном процессе материализации существ и основных понятий из моих мифов и включения их в нашу вселенную, кажется, может иногда прихотливо изменяться, если это необходимо, имена всех божеств и их слуг никогда не отличаются ни на букву от тех, что придуманы мной.

— Но эти книги, — возразил я, — если вам удаётся изменить реальность, тогда как насчёт книг? «De Vermiis Mysteriis» и другие… Я видел знакомые названия! Все эти древние тома по чёрной магии, которые, как считается, вы со своими друзьями выдумали для своих историй — «Cultes des Goules», «Unaussprechlichen Kulten» — эти книги старые! Они древние! Они были здесь задолго до вашего рождения!

Лавкрафт улыбнулся.

— Да, они были, — подтвердил он. — И все годы изданий, которые Смит, Блох, я и другие приписывали этим книгами, оказались точными. Да, все мы являлись лишь наивными нищими с жалкими претензиями на учёность, писаками для журналов, и никто из нас не был достаточно искушён, чтобы иметь представление о том, что наши истории на самом деле могли оказаться правдой. Но эти книги уже существовали, всё верно, и они были очень тщательно спрятаны учёными под замок, именно так, как мы думали; в основном, полагаю, чтобы защитить эти книги от бескультурных лап таких самонадеянных выскочек, как мы — писателей из «Weird Tales»! Кто-то пошутил над нами и над всей нашей маленькой планетой: библиотека колдовских гримуаров оказалась именно такой, какой мы её вообразили!

Лавкрафт снова разразился неприятным смехом, словно колдун, и доверительно наклонился вперёд.

— Единственная проблема с этими книгами, Эдвардиус, — прошептал он, подмигнув, — заключалась в том, что пока я и другие не написали о них, и пока на пороге смерти я не вступил в контакт с силами, стоящими за этими книгами, они не работали!

Лавкрафт сделал паузу, положив руки на тёмную столешницу перед собой; суровая торжественность, которую я наблюдал раньше, на мгновение накрыла его, как саван. Затем, в мгновение ока, он поднялся и многозначительно ухмыльнулся.

— Но теперь они работают, — прошептал он. — Теперь они работают!

Я сидел, как нечто, высеченное из камня, безуспешно нащупывая в сумбурном водовороте своих мыслей что-нибудь твёрдое, за что можно было бы уцепиться. Затем я услышал тихий осторожный стук в дверь библиотеки и подскочил, словно пушка выстрелила возле моего уха.

— Это, должно быть, Смит, — пробормотал Лавкрафт, затем крикнул: — Входите, Кларкаш-Тон.

Дверь открылась, и в комнату бесшумно проскользнул Смит. Он заинтересованно оглядел меня, а затем повернулся к Лавкрафту.

— По изумлённому выражению лица нашего юного друга я вижу, что его посвящение идёт быстрыми темпами, — заключил он. Затем Смит повернулся ко мне, продолжая изучать меня доброжелательным, но проницательным взглядом. — Не будьте слишком строгими к себе, Эдвардиус, всё это очень трудно понять. Мне тоже было трудно, когда Г.Ф.Л. попытался объяснить мне положение дел после того, как он произнёс над моими сущностными солями формулу Боррелия и вернул меня в этот симулякр моего оживлённого «я». И вам повезло в том, что, когда вы, наконец, осознаете красочные последствия этой ситуации, вы сможете утешить себя тем, что вы не являетесь одним из тех, кто несёт ответственность за её возникновение. По крайней мере, в отличие от Говарда и меня, вы не принимали участия в освобождении этих монстров.

Лавкрафт выпрямился в кресле, тихо фыркнул и посмотрел на Смита с тихим неодобрением.

— Монстры, Кларкаш-Тон? — спросил он. — Звучит как будто осуждающе.