— ОО — ОТЕЦ! — снова прогремел голос, когда все эти странные, ужасные конечности нежно обхватили Лавкрафта, каждая в соответствии со своей причудливой анатомией, и вместе они осторожно подняли его с земли, а он не сопротивлялся в их объятиях. Лавкрафт смотрел вверх, в огромный глаз существа, что поднимало его всё выше и выше. И когда я в последний раз посмотрел на Г.Ф.Л., выражение его худого, вытянутого лица было странным, сверхъестественным, любящим; он был как младенец в своей кроватке.
***
Когда я вернулся, дверь дома была открыта, и Смит стоял прямо на пороге, держа в руках два бокала вина и наблюдая за мной без малейшего видимого удивления.
— Как странно, — сказал он, — я абсолютно точно знал, что вернётесь вы, а не Говард. Даже не знаю, почему. Конечно, такая возможность никогда не приходила мне в голову в случаях с другими людьми. Возможно, это из-за тех цитат из «Пнакотических рукописей», Лавкрафт часто повторял их в последнее время.
— Сегодня годовщина «Ужаса в Данвиче», — сказал я. — Это день, когда брат Уилбура Уэйтли наконец-то вернулся домой.
Смит задумчиво посмотрел на меня.
— Но в конце концов, жертвоприношение всё равно состоялось, — сказал он, — и оно сработало. В этом нет никаких сомнений. Вы изменились.
В этот момент я впервые осознал, что я стал чувствовать себя иначе, чем когда-либо. Во мне возникло какое-то сияние, какая-то сила. Очень глубокая сила, которая мне понравилась.
— Мы всегда пьём после жертвоприношений, — сказал Смит, протягивая мне один из бокалов. — Это стало традицией.
Мы чокнулись бокалами, и они издали волшебный звон. Смит быстро опустошил свой бокал, пока я сделал только один глоток. Конечно, это было вино «Амонтильядо».
— Я приготовлю ужин, когда вы проголодаетесь, — сказал Смит.
С того дня ни я, ни он не испытывал ни малейшей потребности в каком-либо обсуждении или соглашении. Кларкаш-Тон по-прежнему остаётся пономарём, я занял должность колдуна, и мы совершали жертвоприношения почти без затруднений; похоже, что недостатка в жертвах не предвидится. Нам хватило бы и высокомерных критиков. Признаюсь, я был поражён, увидев, как происходят жертвоприношения, как разрываются и плавятся тела, всё это имеет мало сходства с благоговейным вознесением Г.Ф.Л.
В тот первый вечер, однако, Смит незаметно исчез в направлении кухни, по пути наливая себе очередной бокал вина, а я спокойно направился в библиотеку. Вскоре я уже стоял в тайной комнате, протягивая руку к тёмному корешку «Некрономикона»; я заметил его ещё раньше, но не осмеливался упомянуть. Моя рука всё еще находилась в нескольких дюймах от полки, когда книга зашевелилась, как проснувшаяся кошка, и сама скользнула в мои пальцы, мягко устроившись в них, подобно птице в своём гнезде.
Обложка книги была изготовлена из какой-то чёрной шкуры с длинными густыми волосами, и после того, как я подержал «Некрономикон» пару минут, я заметил, что некоторые из длинных прядей волос ласково обвились вокруг моих пальцев. Они всё еще делают это каждый раз, когда я беру в руки книгу, и иногда они держат мои пальцы очень крепко. Особенно когда я читаю заклинания.
Когда я был ребёнком, и клетки моего мозга были ещё более мягкими и податливыми, чем сейчас, вместе с родителями я приехал во Флориду, и в пыльной аптеке Ки-Уэста я купил сборник рассказов Лавкрафта «Странная тень над Иннсмутом» издательства «Bart House».
Эта книга всё ещё у меня. Я бережно храню её в пластиковом пакете, хотя она далеко не в идеальном состоянии. Её обложка выцветшая и грязная, с загнутыми нижними углами; на страницах много пятен и моих детских рисунков, и, что хуже всего, в книгу вклеен рисунок мыши. В 12 лет я пытался убедить себя, что это крыса, а книга — сам «Некрономикон».
Я уверен, что многие знатоки Лавкрафта посмеялись бы над этим, и я им полностью сочувствую, но для меня это, безусловно, самый ценный предмет в моей коллекции Лавкрафта, даже более ценный, чем моё любимое, первое издание «Иннсмута» с иллюстрациями Атпателя и с опечатками. Данную книгу я приобрёл много лет спустя. Но я полностью погрузился в ту книгу из Ки-Уэста, прочитав всего несколько абзацев, и с тех пор я никогда полностью не выходил из неё.
Я представляю себя бродящим по тихим докам «Иннсмута», или ночным шпионом в тёмном, мёртвом Нью-Йорке из рассказа «Он»; я навсегда останусь отчасти «Изгоем» и благоговейным слушателем «Шепчущего во тьме», и что самое главное и радостное — путешественником, с энтузиазмом оседлавшим гибридную крылатую тварь, которую ни один здравый глаз никогда не сможет полностью охватить; я представляю, как прокладываю себе путь через извилистые, темные туннели на «Праздник».
Я полагаю, в каком-то смысле это своего рода проклятие, но я бы не хотел, чтобы это было по-другому, и я ужасно благодарен вам за это, мистер Лавкрафт.
Пожалуйста, примите эту мою историю как своего рода благодарность.
Брайан Ламли
УНИКАЛЬНОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО