Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 9

Это меня вполне устраивало (хотя я подозревал, что Картер предпочитал работать в одиночку по вполне очевидной причине: вероятно, чтобы припрятать немного золота, как только оно обнаружится, и тем самым избежать выплаты моих десяти процентов от найденного).

— Очень хорошо, — всё равно согласился я. — Покажи мне кухню и дорогу в подвал, и мы пойдём дальше. И ещё одно: ты сказал, что три монеты, которые ты уже обнаружил, были почти в отличном состоянии. Я бы хотел увидеть одну хотя бы для того, чтобы получить более чёткое представление о том, что нам нужно искать.

Картер поднял брови, словно удивившись. Но в итоге сказал:

— Без проблем. — Почему ты не попросил раньше?

Затем он нахмурился.

— Или, может быть, ты думал, что я на самом деле всё выдумал, а? Как будто я использовал эту историю только как приманку, чтобы заручиться твоей помощью в сомнительном предприятии?

Картер сунул руку под рубашку, где носил тяжёлую серебряную цепь, и вытащил кожаный мешочек. Тот сильно звякнул, когда Картер встряхнул его. Мой друг ухмыльнулся, развязал горловину мешочка, достал монету и передал её мне.

— Вот, — сказал он.

VII

Медальон, как я и ожидал, оказался холодным и тяжёлым, как и та монета, что Картер показывал до этого, но его узоры были видны так же отчётливо, как на свежеотчеканенной десятипенсовой монете. Вот она снова, эта выпуклая фигура с восемью расходящимися лучами. Но теперь я мог видеть, что на самом деле это был осьминог, при чём такой, с которым я бы никогда не пожелал встретиться во плоти.

Я назвал его осьминогом, но более точно было бы "осьминогоподобный дизайн". Но с таким же успехом я мог бы сказать "антропоморфный, похожий на человека". Не то, чтобы в фигуре на золотом диске было что-то действительно человеческое, если только это не было ощущением некоего глубинного разума, который, казалось, был присущ пристальному взгляду этих ужасных глаз. О, да, кто бы ни создал эти медальоны, он, несомненно, очень хорошо поработал над этими глазами. Взгляд, который они, казалось, физически бросали на меня с поверхности безжизненного золотого диска, был взглядом крайней злобности — ненависти ко всей человеческой расе, ко всем живым существам!

Что касается всего остального: у него были крылья летучей мыши, сложенные за торчащей головой. И от этой головы в вышеупомянутом солнечном луче расходились лицевые щупальца, милосердно скрывая большую часть остального тела, которое казалось раздутым, как у какого-то огромного океанского слизняка; и в центре, у корней этих щупалец, я мог видеть полуоткрытый клюв, который, как мне показалось, изрыгал безумный смех или безумный крик. Когти царапали край каменного трона, на котором сидел или восседал этот зверь. На троне были вырезаны кальмары и кракены, покрытые коркой водных грибов или кораллов и задрапированные верёвками из морских водорослей. Под фигурой, по краю медальона, имелись следующие символы:

И на обратной стороне: едва различимые (возможно, для создания эффекта погружения под воду, поскольку на переднем плане, несомненно, плавали странные рыбы) очертания колоссального города с зиккуратами и храмами, колоннами, башенками и зданиями без окон. Архитектура этого города казалась задуманной или изображённой каким-то сумасшедшим кубистом. Все углы были неправильными; поверхности казались одновременно вогнутыми и выпуклыми! Я не мог толком понять, как я должен был смотреть на эту сцену или с какого ракурса. И ещё больше таких странных символов, как этот:

Я вернул медальон Картеру.

— Мне это не нравится, — сказал я ему.

— Что? — удивился он. — Брат, это же золото!

— Валюта или символ какого-то странного культа, я бы сказал, — ответил я.

Картер нахмурился, явно не понимая моего отвращения.

— Ты хочешь сказать, что тебе не нравятся рисунки? Ну и что? Расплавь их, и у тебя будет золото! Какая разница, как они выглядят сейчас? Или для чего они использовались?

Но было ясно, что Картер тоже этого не понимал, и, если уж на то пошло, я и сам не был уверен в своей версии!

Он убрал медальон, посмотрел на меня с лёгким удивлением и сказал:

— Хорошо, я приступлю к работе в подвале. Кухня вон там, — он указал на приоткрытую дверь, — а подвал ты найдёшь внизу, под лестницей.

И он ушёл.

Я отправился на кухню и усмехнулся, сразу поняв, что имел в виду Картер. На шатком столе стояла древняя электрическая плита с двумя конфорками, покрытая пятнами и грязью. Рядом с плитой, казалось, поблёскивал довольно новый электрический чайник. Я догадался, что чайник принадлежал Картеру. Там же имелась квадратная каменная раковина с единственным краном для воды. Раковина и сливное отверстие были изношены и покрылись пятнами более чем за сто лет.