Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения

— Да, — он усмехается горько и обречённо. Поднимается с гостевого дивана, подходит к окну. Москва порождает отдалённый автомобильный гул, на горизонте торчит частокол башен нового квартала. Монументальные, тяжёлые сооружения — кубические нагромождения, опоясанные нависающими карнизами, истыканные коммунистической и новой — ксеносимволикой — архитектурные гиганты. — Пятого марта 1953-го года в спальню к Хозяину по моей личной указке было подселено существо. Аморфная, скользкая тварь, которую наши коммерческие агенты одолжили у Ми-го. Официально для медицинских опытов, по сути, так оно и было. Активное взаимодействие с чужими технологиями уже шло полным ходом. Отдел биологических исследований выявил высокие регенеративные способности объекта — и, пожалуй, это было единственное, что он выявил на первых порах. Существо, вообще не походило на животное. Никаких органов, никаких реакций, кроме способности оправляться, собираясь заново, даже если порезали на сотню частей. Наши доблестные советские учёные работали при полном облачении — защитные костюмы с подачей воздуха и непроницаемые шлемы. Но случилось, то, что назвали бы в былые времена вредительством, а ныне — малодушной халатностью. Возможно, градус опасности у одного из лаборантов резко ослаб. Ведь объект не выглядел ни ядовитым, ни живым, а его молекулярные связи являли доселе невиданную небиологическую решётку. Один товарищ решил запросто снять свой шлем, за что и поплатился. Тварь пружиной вытянулась, словно каучук по направлению к лицу, и, не отлепляясь от разделочного стола, за секунду просочилась, протекла сквозь его череп. Дурак прожил полминуты, постоял как столб перед застывшими от ужаса коллегами и умер. Существо же вылезло обратно, тем же путём, через лицо, собралось на полу в студенистый комок, и с шипением растаяло, оставив облако пара. Товарища вскрыли. Никаких внутренних аномалий не обнаружили. Причина смерти банальна — инсульт…

— Вы хотели совершить идеальное убийство?..

— Убийство, не оставляющее следов. Никаких продуктов распада ядов в организме и уж тем более телесных повреждений. Инсульт и всё. В его возрасте это обычное дело.

— У вас и получилось, и не получилось одновременно. Я правильно понял?..

Он стоит вполоборота. Заходящее солнце очерчивает его фигуру сиянием. Лицо, погруженное в тень. Эмоции разглядеть невозможно, но молчание недвусмысленно. Клокочет ярость и бессилие. Я различаю рокот двигателей — оранжевое солнце заслоняет очередной цеппелин.

— Всё пошло не так. Он не умер, но если бы только это… Оно срослось с ним, то что должно было убить… Видел бы ты его. Сейчас. И ты увидишь очень скоро. Возможно, даже завтра. Он выйдет из тени, Андрэй. Как ты думаешь, почему разговоры об идеальном государстве давно заменили мечты о коммунизме?

Идеальное государство, когда каждая человеческая единица — часть единого организма. Когда невозможна крамольная мысль о государстве, вожде и цели. Инакомыслие, как абсолютное зло. Болезнь. Помеха идеи во имя идеи, смысла во имя смысла, цели во имя цели. Представьте себе, что люди мыслят в едином, синхронном порыве. Маршируют в ногу, впитывают новое искусство, строят новые города, поют дифирамбы обществу справедливости и вождю его основавшему. Преступлений нет, печали нет, боли нет, ибо люди разучились совершать преступления, печалиться и испытывать боль. Они умеют только славить, радоваться и возводить. И не умеют — физически не в состоянии — мыслить по-иному, бунтовать и идти против течения. Человеческий муравейник…

— Похоже, цель близка, — произносит он, потирая подбородок, — Ближе чем, кажется. Всё начнётся с Ленинграда. Там уже происходит кое-что, и он предвидел, что это случиться. Он планировал…

В акваторию Невы вошёл линкор «Иосиф Сталин».

Что такое в десять лет увидеть стальное чудовище, ощетинившееся множеством орудийных башен размером с дом, и с многоуровневой, двухтрубной надстройкой величиной с небольшой город?.. Чувство всеохватного, распирающего, щекочущего в груди счастья!

Гигантское плавучее сооружение встало напротив Стрелки Васильевского острова, в самой широкой части реки, демонстрируя гордое своё название и выпуклый барельеф вождя под ним. В корме корабль нёс диковину того времени — три военных многовинтовых геликоптёра. Серые, хромированные, хищные, напоминающие богомолов механизмы. Чем-то они отдалённо походили на некоторых представителей Ми-го…

То был следующий день после обвала. Юго-западный район Ленинграда подлежал эвакуации, линия которой проходила точно по левой стороне Московского проспекта и не затрагивала наш дом, но нас всё равно выселили в пансионат «Заря», на Крестовском острове. Отца немедленно вызвали на аэродром.

Назревало неизбежное.