Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения

Мы с Сесилией на минутку вышли из такси, я показал ей снизу высившуюся над холмом скульптурную группу. Небо было пасмурным, дул сырой ветер с моря: противная погодка! Сесиль нахмурилась на минутку, задумалась. К чему этот балаган, вот что она сейчас думала. Что-то ведь он мне хочет сказать? Потом до неё дошло:

— Это опять твой дурацкий дзен. В Сиэтле есть большой Ленин из Кроатии, а тут большие Отцы-женщины. Значит, здесь нам будет вовсе не хуже! Правильно я разгадала?

— Дзенские коаны не разгадывают, их ощущают, — ответил я и потащил Сесилию к машине.

3

Угощение для Сесиль я сделал в холле, так мне захотелось. Я не только пиццу купил и десяток чизкейков. Я еще и приготвил ей нехиторое немецкое блюдо. Меня этому блюду сам Курт Кобейн научил, когда он ещё не стал мега-звездой и общался с нами часто и запросто. Берешь длинный белый батон, режешь его вдоль. Изнутри мажешь маслом, добавляешь туда немного толченого чеснока и резаного укропа. В духовку минут на десять. И получается просто отпад, укачаешься! Я могу иногда, под настроение, и два таких батона умять.

Ну, само, собой понятно, вина бутылочка. Я взял «Шабли», и страшно дорогого «Кристалла»: надо же «вступление в права», отметить. Про мелочи я не говорю, от души постарался. Если честно, даже прислугу сегодня нанимал, так оно сподручнее.

— Вау! Какой ты молодец, как ты меня встречаешь. — радовалась Сесилия.

Мы проглотили по нескольку глотков «Кристалла», а потом Сесиль невзначай так говорит:

— Милый, а ты можешь почту принести? Страшно захотелось газету местную глянуть.

— Да ты ведь сроду газет не читала? — удивился я.

— А теперь хочу, — капризно ответила Сесилия.

— По понедельникам местная газета не выходит, — сказал я первое, что пришло мне на ум. Я уже давно забыл, в каком режиме выходят плимутские газеты. Мне просто не хотелось тащиться к почтовому ящику. Тем более что, начинался мерзкий такой снежок с ветром, в перемешку с мерзким тоненьким дождиком. А ветер дул так, что хотелось срочно зажечь камин. Что я и сделал.

— Я, видишь ли, хотела ознакомиться с местной прессой.

Не угомонилась, блин. Ей в башку как втемяшится что-нибудь — пиши пропало. Вынь да положь.

— Даже рекламная макулатура подойдет. По рекламе вполне можно изучать место, где теперь будешь жить.

— А ты всерьёз намерились пустить корни в Плимуте? — удивился я такой основательности.

— А что такого? Город хороший, легендарный. — Она стянула кофточку и осталась только в лекгомысленной маечке и драных джинсах.

— Тогда тебе нужно и одежду поменять, и вообще всё… Все свои мысли и привычки. А это не так-то просто.

— Вообще-то Луизиана — очень даже культурный штат. Так что с мыслями у меня всё в порядке. Ты знаешь такого парня, Джимми Каркрешера Уайта?

Я развел руками в полном бессилии. Джимми Каркрешера Уайта я не знал.

— Это француз из Нового Орлеана. Сначала он играл джаз, но потом взял себе новое имя и провозгласил себя чёрным. И теперь принципиально исполняет только хип-хоп, смешанный с трип-хопом.

— Типа Морчибы, что ли?

— Темнота! Какая Морчиба? Он исполняет настоящую чёрную музыку, — махнула рукой Сесилия. — Так что насчёт газет?

— Тебе. Ночью. Понадобились. Газеты.

Я произнес каждое слово отдельно. Сейчас, думаю, засмеётся Сесилия — и делу конец.

— А что в этом такого? Я хочу перед сном изучить местную жизнь. Хотя бы по рекламным проспектам. А с завтрашнего утра начать превращение. Хочу стать настоящей леди — в это-то ты можешь поверить?

Когда девка, которую ты вроде как любишь, говорит тебе, что хочет стать леди — тут возражать вроде и стыдно. Да и нужна мелочь такая — газеты ей принести. Спуститься по ступенькам, дойти несколько метров до забора, открыть ящик. Сомневаюсь только, что газеты хоть как-то помогут ей приблизиться к образу леди. И общество местное вряд ли её примет. Для этого нужно бы изобрести машину времени, отмотать время лет на двести, и переселить предков Цецилии Бернар из Луизианы в Массачусетс.

— Хорошо. А ты тогда найди на телеке нормальный музканал. Надеюсь, ты поняла, что я имею ввиду под нормальным музканалом.

— А ты не забудь шапку одеть.

И она, не смотря на мои горячие протесты, нахлобучила на мою голову безумную норвежскую феерию из искусственного волка, да еще и завязочки завязала на бантик.

— Какой милашка!

Я усмехнулся, вспомнив, как прошлым апрелем мы ночевали вдвоём под Абердином. В недостроенной избушке без крыши, и всю ночь шёл холодный дождь, а ведь никто из нас не простыл. Мы даже не чихали на утро. Ладно, теперь мы в Плимуте, штат Массачусетс.

Я открыл дверь, ступил на первую ступеньку, ступил на вторую — и рухнул плашмя на спину, не успев хоть как-то сгруппироваться. А ведь этому нас даже на дурацкой физкультуре учили! Я просто бахнулся позвоночником со всего маху о рёбра ступенек, сполз по лесенке вниз и остался лежать и таращить глаза, как выброшенная на плимутский пляж глубинная рыбёха. Секунд через тридцать я заорал. Не помню что я орал, но что-то явно плохое. И про Бога, и про много кого еще. А двигаться я совсем не мог. Похоже на болевой шок, подумал я и отключился.