Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения

Лавкрафт медленно, но целенаправленно ковылял вдоль витрин магазинов и через переулки в районе Колледж-Хилл. Отчасти ему хотелось бы выделить себе час-другой, чтобы навестить любимые им когда-то места, но он понятия не имел, как долго время будет «оставаться на месте". Впрочем, он не мог не заметить перемен: старые здания, которые Лавкрафт нежно любил, обветшали, а многие вообще были снесены, и на их месте возникли современные дома. Ему, любителю старины, было печально видеть, как изменился родной Провиденс. Да, эти старые здания выглядели уродливыми и чересчур декоративно украшенными — даже Лавкрафт признавал это, но они обладали своей индивидуальностью, чем-то таким, чего очень не хватало безвкусным однотипным сооружениям, которые воздвигли на их месте. Случайное старое здание (церковь или особняк), которое хорошо сохранилось или, скорее всего, было отреставрировано предположительно до своего исходного состояния, служило ещё более наглядным напоминанием о печальном упадке города. В то время, как Лавкрафт тащился по Энджелл-стрит, он почти с облегчением отметил, что здание Флёр-де-Лис[67] не изменилось. Однажды он назвал его безобразным, и таким оно и было. Но теперь это старое викторианское нагромождение камней выглядело несомненно красивым по сравнению с расположенным неподалёку от него новым зданием Лист Арт[68] с его ультрасовременным и чрезмерно уродливым дизайном. Ах да, он уже знал об этом сооружении. Ведь ради возведения этого новостроя его старый дом, где из-под пера Лавкрафта вышел рассказ «Скиталец Тьмы», был перемещён на один или два квартала. Такие перемены едва ли ускользнули от внимания писателя, даже если бы он оказался мёртвым. Не удивительно, что преступность росла и мораль падала, думал скелет. Обычному человеку было бы проще приспособиться к жизни в одном из тех инопланетных городов, о которых он писал, чем существовать в этих бесплодных современных муравейниках.

При всей неприязни к новому Провиденсу Лавкрафту приходилось прилагать усилие, чтобы сосредоточиться на своей цели. Были искушения, следуя ностальгии, посетить Колледж-стрит; соблазн, который книжные магазины таили для него даже после всех этих лет (и подумать только, плоды его жалких усилий теперь продавались во многих из них!).

Те немногие люди, которые встречались Лавкрафту на пути, не пытались остановить его. Разумеется, застрявшие в промежутке между проходящими мгновениями, они стояли, застыв и просто пялились, не способные увидеть его. Как он и предсказывал в своих работах, некоторые из людей, которые ему попадались, выглядели как иностранцы. К тому же надписи на вывесках нескольких магазинов были уже не на английском языке.

Лавкрафт остановился понаблюдать (он не мог сказать «восхищаться") на своё отражение в большом зеркале в витрине магазина. Очень жаль, что этого здания не было раньше, и черви обглодали тело Лавкрафта до костей. Увиденное скелету очень не понравилось, но, впрочем, разлагающееся тело с отслаивающейся кожей, было бы ещё более ужасным и эффектным зрелищем. Воскресший труп из его рассказа «Изгой" теперь был бы как раз к месту.

Что же, он имеет дело с тем, что у него есть, и остаётся надеяться, что этого хватит…

* * *

В том районе жили состоятельные люди: каждый его житель находился на вершине среднего класса или являлся откровенным богачом. Всё новое и свежее; все здания имели привлекательный архитектурный облик, несмотря на самые разные вариации архитектурных стилей; Лавкрафт также отметил припаркованные машины, большие и блестящие.

Как же часто в его историях убогие и нищие полукровки-иностранцы творили зловещие ритуалы в старых многоквартирных домах в сердце угрюмых трущоб! Приближаясь к своей цели… симпатичной, хотя и неточной имитации старинного немецкого охотничьего домика, он услышал тихое пение и понял, что нужно поторапливаться, если он хочет совершить доброе дело, так как время вновь пришло в движение.

— Пх'нглуи мглу'нафх… — звучно пел кто-то.

— Пх'нглуи мглу'нафх… — эхом откликалось более дюжины голосов.

Сохранись от лица Лавкрафта хоть что-то, он бы позволил себе улыбку, а так он довольствовался скелетообразной усмешкой. Это «древнее песнопение», придуманное им для своей истории, звучало жутко, когда цитировалось в соответствующих обстоятельствах, но в данный момент это был набор из непроизносимых бессмысленных слов, — именно так и называли эти заклинания критики-недоброжелатели.

Скелету нужно было попасть в дом как можно быстрее.

Кратчайшим путём служила задняя дверь. Добротная тяжёлая деревянная дверь, прочно запертая. Все те, кто скрывался в доме, несомненно не желали незваных гостей, которые могли бы войти и увидеть, что они задумали.

Лавкрафт врезался своим плечом в дверь. Вместо того, чтобы его незащищённые кости пошли трещинами — на подобный исход он вполне рассчитывал, дверь слетела с петель, и две её половинки рухнули на пол. Сила и долговечная стойкость рыхлой соединительной ткани, которыми писатели наделяли оживших мертвецов, у Лавкрафта присутствовала вполне.