— Пока не знаю, — ответил Герберт. — Может быть, на несколько дней, может быть, на пару недель. Зависит от обстоятельств.
— Хм. Что вы собираетесь делать в этом гнезде так долго? Ну, извините, я не хотел совать нос не в своё дело,
Он наклонился, поднял сумки Герберта и понёс их вверх по лестнице, как будто они ничего не весили. Наверху располагалось четыре комнаты, толстяк ногой распахнул первую дверь и занёс чемоданы внутрь.
— Подойдёт? — спросил он. — Нормально?
Герберт огляделся. В номере имелось окно, выходящее на долину. Он подошёл к нему и раздвинул занавески. Лучи сурового солнца падало прямо внутрь комнаты, плюясь ему в глаза. Жгучие солнечные лучи создавали световое шоу из миллионов пылинок, медленно кружащихся в неподвижном воздухе.
В комнате стояли: старый стол, шкаф неизвестного происхождения, несколько стульев и кровать без матраса и простыней.
— Я принесу постельные принадлежности, — сказал владелец. — Вернусь через мгновение.
Не дожидаясь ответа, он спустился вниз и вскоре появился снова. Толстяк принялся застилать постель, закончив тем, что положил на неё типичное немецкое пуховое одеяло, которое, как Герберт был уверен, ему не понадобится в здешнем климате.
— Извините за беспорядок, — объяснился владелец, — но у меня здесь почти никогда не бывает гостей.
— Комната и так мне подходит, — сказал Герберт. — Мне многого не требуется, я всё равно буду находиться, в основном, снаружи. Мне просто нужно где-то спать и хранить свои вещи.
Снова выглянув в окно, он указал пальцем вдаль и спросил:
— Разве это не Тёмный Холм, вон там?
Владелец фыркнул.
— Да, это Дункельхюгель[15]
, Тёмный Холм. Вы бывали здесь раньше?— Нет, не бывал, — ответил Герберт, но объяснять свои познания не стал.
— Вам нравится нетронутая природа, — сделал ещё одну попытку толстяк. — Настоящий горожанин,
Герберт улыбнулся, но безо всякого веселья.
— В некотором смысле, да, — сказал он. — Я писатель. У меня куча проблем с желудком, нервами и тому подобным. Доктор сказал, что я слишком много работаю, и посоветовал мне немного подышать свежим воздухом. Поэтому я решил на некоторое время удалиться в какую-нибудь забытую, маленькую деревню и хорошо отдохнуть. Я, вероятно, буду работать по вечерам, когда станет прохладнее, но в основном я буду просто гулять и бездельничать. В любом случае я сам хозяин своему времени.
— Забытая маленькая деревня, очень удачный выбор, — прокомментировал владелец. — Летом здесь жарко, как в аду, а зимой холодно, как на Южном полюсе. Во Фрайхаусгартене никогда ничего не меняется, лучшего места для безделья и не придумаешь. Вы ведь не немец, верно?
— Нет, — ответил Герберт. — Я уже несколько лет живу в Германии, но я американец.
— Я так и думал; вы не можете скрыть этот акцент, как бы бегло вы ни говорили по-немецки.
— Вы тоже не можете скрыть акцент. Вы ведь француз, не так ли?
— А где все жители деревни? — поинтересовался Герберт. — Я никого ещё не видел.
— Они все на полях или сидят дома. Сейчас слишком жарко, они выйдут вечером, когда станет прохладнее.
— Как они? Я имею в виду деревенских жителей.
— Скучные. Я мало общаюсь с ними, и они тоже меня не беспокоят. Очень высокомерны. Думают, они лучше тех, кто не родился немцем. Они говорят «привет», и «спокойной ночи», и на этом мой обычный разговор с ними заканчивается. Чуть дальше по улице есть паб, и, если вы хотите встретиться с некоторыми из местных, вы можете пойти туда вечером. Вы найдёте почти всех жителей там, они потягивают своё пиво и Шнапс — я всё еще удивляюсь, как они могут смешивать их, пиво и бренди. Вы же писатель… Что ж, вы увидите, что значит местный колорит. И пусть вас не беспокоит, что они будут смотреть на вас так, словно вы нечто вроде того,
— Странно, что в этой деревне нет настоящего бизнеса, — задумчиво сказал Герберт. — Такой нетронутый кусочек природы должен привлекать туристов и турагентства.