Для Пеллегрини напротив, любой, кем бы он ни был, являлся простодушным ребенком с отчетливо явленным задним фоном сознания и подсознания.
Последние пять километров до виллы Андреа Пеллегрини шел пешком по сверкавшим на солнце отполированными сандалиями легионеров плитам древнеримской дороги Виа Франчиджена, любуясь расположенными на вершинах конических холмов отстроенными в эпоху возрождения укрепленными селениями, с лаконичными силуэтами церквей, башнями знатных семейств, вилами негоциантов и фермами, похожими на усадьбы феодалов.
Лесистые горы Лигурии, с их дикими крутыми склонами, являют яркий контраст с мирной пасторалью холмистого сельскохозяйственного пейзажа Тосканы и Пеллегрини наслаждался видами Валь-д’Орча.
Встреча представляла краткое сердечное объятие.
– Мне нужны люди непосредственность и гениальность которых способна изменить наш мир – объяснил Пеллегрини и качнув головой проникновенно добавил – и спасти его.
– Ими могут быть только русские – заявил Андреа убеждено – и я их знаю.
– Прекрасно – глаза Пеллегрини на мгновенье блеснули – я ожидаю их в Лигурии. Но всему свое время.
– Безусловно – согласился Андреа.
Гроздь алого винограда легла на большое серебряное блюдо и при взгляде на налитые сладким соком ягоды Андреа, изменив ход беседы, спросил.
– Виноград в христианстве символизирует жизнь?
– Вас, вероятно, интересует аскеза, как средство достижения цели – улыбнулся Пеллегрини – возможно, это средство вы рассматриваете, как собственный инструмент.
– Заранее соглашусь со всем вами сказанным.
На пороге виллы, на фоне зелёных холмов Тосканы, возникла фигура в чёрной широкополой шляпе.
– Дон Аурелио – воскликнул Андреа – как нельзя кстати.
– Священники, как ангелы, являются абсолютно непредсказуемо – заметил Пеллегрини – теперь нам и прочтут импровизированную проповедь об аскезе.
Дон Аурелио, сняв шляпу, стряхнул с неё пыль и, сев в большое старинное деревянное кресло, внимательно осмотрел стены с фамильными портретами. Закрыв глаза, священник прочел краткую молитву и пригубив красное вина и обратив внимательные чуткие, добрые, абсолютно искренние глаза на собеседников, заговорил.
– Это было давно, в VII веке. Папа Григорий ввёл безбрачие священников в ранг закона. А аскеза слово греческое, означает упражнение. По моему мнению аскетизм – это совпадение воли божьей с волей человеческой, а через добродетели подвижнической жизни средство достижения царства небесного.
– Лучше и точнее сказать сложно – качнул головой Андреа.
– Стяжание благодати есть живое богообщение – заметил Пеллегрини.
– А как стяжать благодать? – спросил Андреа.
Наступила тишина. Ответом было птичье пенье, мычание коров на пастбище и шум ветра, тревожащего листья обширного плодового сада.
Полуденный зной миновал. Оконные рамы отворили, и вилла наполнилась солнечным светом и запахом спелого подсолнечника, и он буквально кружил головы.
– В чем суть средневекового католического мистицизма – спросил Андреа, и дон Аурелио ответил.
– Чувства должны возобладать над разумом.
– Это глубокое религиозное восприятие окружающего мира – обобщил Андреа.
Священник поднял глаза на громадный потемневший от времени книжный шкаф. Андреа открыл его створки и взорам предстали старинные тома в переплётах из обтянутых воловьей кожей досок.
– Тут есть труды арабов, тексты Аристотеля, рукописи из собрания Толедского епископства. Это в его стенах, в раннем средневековье, существовала школа переводчиков и её усилиями мудрость античного мира и знания востока становились достоянием католической Европы – рассказывал Андреа, посматривая на гостей.
Дон Аурелео прочел на корешке:
– “О подражании Христу” Фома Кемпинский XV век, как раз к месту – священник сложил на груди руки – цитирую: “Блаженны те, кто живут внутренней жизнью и стремятся ежедневно постичь тайны небесные. Да будут святы те люди, которые отдадут себя лишь Господу и не смотрят на мирские трудности. Прими это к сердцу, душа моя, и закрой врата чувств своих, чтобы слышать только Бога. Он сказал – во Мне твоё спасение, твой покой, твоя жизнь.”
Надолго воцарилось молчание.
– Я знаю о вашем даре провидца – дон Аурелио, склонив голову набок, проникновенно смотрел на лигурийского целителя – поведайте нам о грядущем.
– Вести войны между государствами в третьем тысячелетии слишком рискованно, даже для тех, кто войны развязывает – Пеллегрини говорил не спешно и не охотно.
– Но войны продолжатся? – дон Аурелио взглянул на деревянное распятие тончайшей работы в углу залы.
– Да. Начинать их будут уже не государства, а отдельные группы, в которых увязаны финансы, промышленность, наука и политика.
– Цели – спросил Андреа.
– Уменьшение народонаселения.
– Какая страшная дилемма – вздохнул Андреа – люди в самом деле губят планету с маниакальным упорством. Но и истребление народа тоже … Как это ужасно.