Когда автору не хватает «масла» в чистом виде, он легко извлекает его из первых попавшихся под руку предметов, как свифтовские лапутяне извлекали солнечный свет из огурцов. «Масляный» намёк усматривает Карасёв, к примеру, в «осетрине второй свежести»: «Прямого упоминания масла здесь нет, однако достаточно лишь представить жирную, лоснящуюся осетрину, ту, что “первой свежести”, чтобы почувствовать, что и эта эмблема не случайна». А где осетрина, там и жирный балык, который героически вынес Арчибальд Арчибальдович из пылающего ресторана. К эмблеме «масло» автор статьи относит и холодную курицу, которой Азазелло врезал на лестнице гражданину Поплавскому. Ещё бы: ведь птица была извлечена из «промаслившейся газеты»! «Что касается гастрономии в целом, то у Булгакова вообще преобладают лакомства жирные, лоснящиеся, промасленные», – резюмирует Карасёв.
Почему же масло стало идеей фикс для Булгакова? Оказывается, дело в первой профессии писателя. Булгаков-врач часто пользовался камфарой, отчего и выделил «масло» из всех врачебных средств. Достоевского притягивала медь, Платонова – железо и вода. А вот автор «Мастера и Маргариты» «особым образом ощущал, чувствовал масло – его тягучесть, консистенцию, цвет, запах».
Вот такое глубокомысленное исследование. Не совсем понятно, что оно даёт для понимания романа (даже если всё написанное воспринимать серьёзно). Равным образом можно было бы написать об «эмблематике» зелёного цвета в романе, или, скажем, огня, воды, левого уха и так далее. Неплохо бы посчитать частоту употребления в романе букв «ж» или «х». Тоже полезное занятие. Всё это напоминает анекдот о том, как солдат, глядя на любой предмет, думал только о бабах.
Живущий в США булгаковед С.Иоффе, исследуя тайнопись «Собачьего сердца», «догадывается», что в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» «под именем глупого Лиходеева» подразумевается Лев Троцкий. Почему? А почему бы, собственно, и нет… Не нравится, тогда пусть будет Муссолини! Троцкому ещё повезло. По мнению американского исследователя, «железный Феликс» выведен в «Собачьем сердце» под светлым ликом… кухарки Дарьи Петровны Ивановой! Не слабо? Впрочем, и Дзержинскому жаловаться грех. Вот Надежда Константиновна Крупская, видимо, вспомнилась Михаилу Афанасьевичу не в добрый час, и он «прояснил» её как… чучело совы со стеклянными глазами! Интересно, кого вывел Булгаков в образе писсуара?
Американский литературовед Элен Малоу (США) вообще мыслит глобальными, масштабными аллегориями: Маргарита для неё – образ царской России, Мастер – воплощение русской интеллигенции; Фрида – символ предреволюционного русского пролетариата; Пилат – идея диктатуры пролетариата, Левий Матвей до встречи с Иешуа – дореволюционная русская система капитализма, а после своего обращения – олицетворение истории СССР… Короче, как говаривал Маяковский устами одного из своих персонажей: «Пролетариат этого не поймёт. И правильно сделает, что не поймёт. И объяснять ему этого не надо».
Таких замечательных «открытий» хватило бы на хороший сатирический роман, посвящённый племени критиков, которое так ненавистно было Михаилу Афанасьевичу. Хотелось бы процитировать в этой связи слова литературоведа Всеволода Сахарова. Он заметил в одной из статей на сайте «Всё о Булгакове»: «Образы “Мастера и Маргариты” – не шифр, не код. Выявление и описание многочисленных источников романа, сами по себе нужные, здесь явно недостаточны, ибо между использованными автором источниками и булгаковскими самоценными образами существует дистанция огромного размера. Одним расхожим словечком “влияние” здесь не обойдёшься, надо объяснить выбор источников автором, его отношение к ним, метод его работы с ними, понять непростое движение творческой мысли Булгакова».
А СТОИТ ЛИ ПОСВЯЩАТЬ «МАСТЕРУ И МАРГАРИТЕ» исследование, которое превышает объём булгаковского романа? В конце концов, пусть каждый находит в произведении то, что способен увидеть.