Вселенная русского балета

Да кто же он такой? А вы включите телевизор, и точно где-нибудь его увидите или про него услышите. Знаменитость он! Его все в аэропортах узнают – в любой стране мира, фотографируются, автографы просят. Он про все может поговорить умно – и про балет, и не только. Про все. Поспорить может. Что не по его, то есть не по самому лучшему, – все скажет. И значит, неудобный он тоже, не только знаменитый. И если даже те, кто автографы у него берут и фотографируются, никогда его на сцене не видели, все равно они знают, что он уникальный и, может быть, единственный такой – ни на кого не похожий. А стоит имени его появиться на афише – билеты в кассах улетают, как осенние листья: бегите, смотрите – ОН танцует! Он – русский танцовщик, гражданин мира, и он – грузин. Какая Грузия удивительная страна: здесь мужчины не только поют чудные задушевные песни – здесь мужчины танцуют, как боги. То, что он грузин, видно сразу: волосы, как смоль, черные. Непокорная эта копна живет на сцене в каждой его роли своей жизнью. И характер у него такой же непокорный. Непокорный, но и нежный, и теплый – для близких, для тех, кто его любит и кто рядом. Вот так была мама – самая близкая, самая родная и теплая до последних своих дней. Она и оставила ему в наследство чистый выговор русского языка, что для грузина редкость, и тонкую, но прочную ниточку – душевную связь со своей родиной. Грузия – это мама, это сердце, это дом. Дом, где любят, где всегда рады, где ждут. Хорошо бы так было всегда: хорошо бы всегда его ждали в Грузии, были ему рады так, как ждут его – русского танцовщика, грузина – на любой сцене в любой стране. Пусть прославляет своим искусством Грузию и ту балетную школу, на которой создал грузинский балет другой великий грузин – Вахтанг Чабукиани. Пусть, видя его, вспоминают Баланчивадзе, без которого не было бы американского балета. Пусть говорят, что на смену грузину Лавровскому (по маме – Чикваидзе) прилетел другой уникальный танцовщик. И пусть он станет уже Николаем Максимовичем и займет место педагога – Господь дал ему этот дар. И тогда есть надежда, что из-под его крыла выпорхнут на балетную сцену новые имена. Пусть он делает то, что он хочет, что ему по сердцу. Пусть продолжает жить в искусстве балета, чтобы в плеяде великих грузин от балета – Чабукиани, Баланчина, Лавровского, Цискаридзе – после его имени можно было бы поставить не точку, а запятую, и это в его силах!

Коля, я люблю тебя!