Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

— Мои ботиночки, — нежно пропел над самым ухом Шека и подхватил обувку, намериваясь скрыться, но не успел. Кто-то из заключенных ловко поймал его поперек тела, рванул назад, завалив тщедушного убогого. Ботинки у него из рук вырвали, самого, подняв за ухо, развернули и дали такого пинка, что Шека отлетел к забранной пластинами стене. Чтобы не упасть, он выставил перед собой руки и взвыл. Зашипела кожа, он упал на спину, выставляя обожженные ладони; оставшиеся на металле отпечатки медленно выгорали, пуская в воздух тонкую струйку дыма.

Заключенные ржали, убогий хныкал.

Смотреть на все это мне не хотелось и я, растолкав смертников, подошел к щели в стене, сильно дернув ногой, когда трос натянулся.

— А Червячок то борзый, а, Варадак! — Фафарыч был доволен. — Он из новеньких, я такого не видел еще…

— Он с дружком утром охранника прикончил, — сказал за моей спиной знакомый голос. Я даже не стал оглядываться, там стоял наш сосед по камере — Бартик Иха.

— Пришел посмотреть? — уточнил я негромко, вглядываясь в темноту провала. Оттуда едва ощутимо веяло сквозняком. Фафарыч прав в одном: там что-то есть. Вопрос в другом: насколько то, что в конце расщелины безопасно? И что с этим делать?

— Ну уж не помогать тебе он пришел, — Фафарыч тоже заглянул в щель.

— Он мне задолжал денег, так что с удовольствием посмотрю, — согласился Бартик.

— Вот и славно.

— Тебе чего с этого будет? — я выразительно кивнул на дыру в стене.

— Руководство Селлы даст свободу тому, кто найдет на планете что-то по-настоящему стоящее, — негромко сообщил Фафарыч. — Так что если найдешь, меня выпустят. И всех этих ребят выпустят, я их не оставлю!

— Да! — взревели заключенные.

Меня прижали к стене и начали мазать какой-то вонючей черной дрянью.

— Плечи, плечи пожирнее, — командовал Фафарыч. — Это смазочный материал для буров, хорошая вещь и по идее не токсичная. Вот тебе совет: когда будешь ползти, сильно не дергайся. Застрянешь — пять раз потяни ногой. Трос будет все время натянут, пять рывков будет означать, что мы потянем обратно. И уж тогда — терпи, прошлому лазутчику мы ногу оторвали.

Странно, но на этот раз толпа смолчала. Ну же, ведь смешно!

— А если найдешь все же чего стоящее, ты трос начинай тянуть на себя так, упорно, чтобы натянулся и десять раз дергай, мы сосчитаем. Тока смотри, если обманешь, тебя на запчасти разберем с особым цинизмом, так что за тросик лишний раз не дергай…

Наконец надо мной закончили издеваться, закрепили на предплечье на ремнях небольшую трубку фонарика и напутствовали пожеланием удачи. Я послал всех к черту и сунул голову в расщелину. Это была плоская горизонтальная трещина, от чего мне сразу пришлось лечь на бок, выставив руки в глубину расщелины. Совершенно некуда было деть локти, и я продвигался, подтягиваясь на пальцах и едва смещаясь вперед. Было душно, ведь своим телом я заткнул и без того слабый воздушный поток. Камни больно впивались в плечи и рвали кожу от любого неосторожного движения, местами порода была нетвердой и рассыпалась песчаником, попадая в нос и глаза, лишая рычага. Мне казалось, я ползу уже час, а сзади все доносились крики, кто-то светил тонким лучом, от чего блики плясали по стенам, и Фафарыч подбадривал:

— Во, Червяк хорошо пошел, только что его пятки скрылись!

Только что?!

Я замер, перевел дыхание, осветил расщелину. Острые обломки, смыкающиеся впереди края и странные дыры по стенам.

— Эй, Фафарыч? — крикнул я.

— Чего тебе, Червяк? — тут же отозвался заключенный. Его голос был отчетливо слышен, остальные молчали.

— Почему было не просветить породу?

— Ты ползи, Червяк, ползи! — с ноткой нетерпения крикнул Бартик. — Я деньги поставил, что ты не облажаешься!

— Отдыхаю! — огрызнулся я.

— Не видят светилки ничего, — видимо отпихнув Бартика от щели, пояснил Фафарыч. — Я потому и второго зека гроблю, потому что если есть помехи, значит, есть что прятать.

— Логично, — проворчал я и уже громче, чтобы слышали: — А что тут за дыры?

— Крысаки, они грызут породу, оставляют норы, так что ты не рассиживайся, они ориентируются на небольшие вибрации и приходят проверить, не съедобно ли то, что трепыхается в земле. Большие то вибрации вроде буров им не по зубам…

— Черт, — проворчал я и протиснулся еще на двадцать сантиметров. Стены сжали грудь, навалились воспоминания о корабле, о том, как я лез по его коммуникациям в попытке попасть в рубку… как же давно это было.

Сколько я мечтал на Земле снова улететь в космос, а все получилось совсем не так, как мечталось.

— Дрянь! — я зацепился за какой-то осколок, распорол бок. Посмотрел, вывернув руку. В беловатом свете фонарика сверкнула острая полупрозрачная, словно ледяная грань. Вот те раз, алмаз?

Я сдал назад, с третьей попытки мне это даже удалось, зато стало понятно, что обратно выбраться, не найдя места, где можно развернуться, в принципе невозможно. С тихой тоской я осознал, что пока эта расщелина — билет в один конец.

— Эй, Фафарыч, — ковыряя край породы торцом фонарика и пытаясь вынуть алмазную пластину, снова крикнул я.

— Ну чего тебе, Червяк?