Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

— Бартик, куда дальше? — замерев на развилке, крикнул я…

— Налево, — с заминкой буркнул тосс, догоняя меня. — Как ты это делаешь?

— После поговорим, отмахнулся я и уже через четверть часа мы в полном молчании вышли к центральной шахте. Пару раз нам приходилось прятаться в боковых отводах от спешащей куда-то охраны, но нервные окрики и буханье ботинок по камню предупреждали нас об их появлении заблаговременно. Один раз нас учуял вурдалак, но охрана так торопилась, что не обратила внимания на попытки ящерицы залезть в коридор. Ее просто безжалостно потащили дальше.

Забравшись в свою камеру и притворив решетку, я облегченно вздохнул и улегся на пол, в первый раз за последнее время ощущая себя в безопасности.

Нервы медленно расслаблялись, в теле появилась неприятная вялость, я видел, что пальцы слегка подрагивают, а учащенное дыхание не выравнивается. Пришлось усилием заставить себя успокоиться. Почему-то сразу вспомнился Яр, как его били, а потом волокли прочь.

— Эй, Бартик, ничего не слышал про моего кореша? — спросил я спустя пару минуту, решая отвлечься.

— Слышал, — отозвался тосс. — Но ты со мной еще не расплатился за прошлый раз.

— Свои кредиты возьмешь у Фафарыча, он задолжал мне за работу. Ведь согласись, я нашел стоящее…

— Если только это то, что я думаю…

— Не думай, Бартик, говорят, это вредно и сжигает много энергии. А энергия, сам понимаешь, это жизнь. Этот Фафарыч, счет за жизнь я ему пока предъявлять не буду…

— Отчего ж, предъяви, — внезапно обозлился тосс. — Мне не нравится такой подход, если тебе интересно мое мнение. Мы здесь все в беде и нечего разводить беспредел. Я бы его вместе с дружками в углу бы отметил, да не выйдет. За ним стоят слишком влиятельные заключенные, так что сам понимаешь… да и чего я перед тобой оправдываюсь, кто ты мне, чтобы тебя выручать из беды?

— А я тебе разве что-то сказал? — удивился я негодованию тосса.

— Да нет, — он помедлил. — Так… Стремление Фафарыча на свободу чуть не привело многих из нас в могилу раньше, чем было запланировано свыше, и я вот думаю: а будет ли для кого-то свобода эта? И что их там ждет? Чего им здесь не хватает? Шлюз номер двенадцать — на самое плохое место во Вселенной, а что там? За пределами? Беззакония, лживая свобода, месть…

— Так что там с моим приятелем? — дослушав тосса, направил я его мысли по другому руслу.

— Внизу свои законы, парню там досталось. Завтра будет участвовать в нырялке. Либо умрет, либо завоюет уважение.

— Бартик, я тут новенький, не забывай. Чего за нырялка то?

— Есть давно затопленные проходы, — я слышал, как скрипнула решетка и увидел тосса в проем. Он зашел ко мне и, плотно притворив дверь и выслушав щелчок запора, уселся напротив. — В тех коридорах вода разве что не хрустит, такая холодная. И глубина порядочная. Но на дне встречаются алмазные стрежни. Такие трубки, серые на вид, сломаешь — внутри алмаз чистейший. Ее достать надо, таково условие соревнования.

Я вздохнул с легким облегчением. Конечно, тут вам не курорт и это не за волейбольным мячиком сплавать на другой конец бассейна, но все же Яр — подготовленный специалист по выживанию. Думая об этом, я легкомысленно изрек:

— И чего такого?

— Тут можно только на везение уповать, — отозвался Бартик и я вздрогнул, приподнялся на локте. Ох уж мне это везение! Уже даже не смешно!

— Там на дне не только алмазные стержни, — продолжал тосс, — но и урановые. Тоже природные образования, трубка и трубка, шершавая, на глаз и не определишь, что это: сверх радиоактивный элемент или драгоценный кристалл. Вот, за урановый стержень схватишься, сразу без руки останешься…

— Ничего себе тут развлечения! — довольно эмоционально высказался я. — А Тверской знает об этом?

— Знает, конечно, — печально согласился тосс.

— И кто в здравом уме пойдет на подобный риск? — впрочем, ответ Бартика подтвердил мои самые неприятные опасения.

— Обычно ныряют, потому что нет выбора. Так устроена Вселенная, что если ты не можешь быть хозяином своей жизни, то неизбежно станешь чьим то служкой. Судя по всему, твой друг не хочет этого, его ведь попользуют сразу… Он там повздорил кое с кем.

— И с кем же?

Бартик некоторое время молчал, потом фыркнул:

— Толи с Перышком, то ли с кем-то из ее покровителей…

Я молчал, хотя внутри у меня все взметнулось, и вопросы уже лезли на язык один за другим, но урок мною был усвоен хорошо: расспрашивать о заключенных на Селле не принято.

Главное, что она нашлась, Перышко эта! Внизу она, и Тверской ее уже нащупал, повздорил с бабой. Ха! Не страшно. Другое дело, что нырять придется…

Я задумался и сам не заметил, как задремал, вслушиваясь, как туда-сюда носится по лестницам охрана, шипят и бьют хвостами по решеткам вурдалаки.

И только одна мысль мне, кажется, даже снилась — так застряла в сознании: мы здесь, чтобы найти маяк. Стержень, так выглядел предыдущий. Неужели маяк там, на дне затопленных проходов? Тогда понятно, почему Тверской согласился нырять, почему идет на такой риск — верит, что это игра в угадайку. Нельзя его пускать! Надо плыть самому, все же у меня чутье получше.