Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

— Ты победишь, — без выражения сказал титрин. — Победишь, станешь героем, получишь приз, получишь авторство. Ты — любимчик, и это было понятно с самого начала. Незаурядно харизматичен и прозрачно глуп. Молод и горяч, набит до макушки глупостями о чести и равноправии. Такой герой сейчас востребован во всей Вселенной, погрязшей в дрязгах, корысти, грязи и пошлости.

— Ну, скажи еще, что к Сафари сценарий писал ты…

Мне показалось, я почувствовал короткий взгляд титрина на себе.

— Думаешь, все те интриги, которые остались нерешенными во Вселенской Пьесе, догонят меня сейчас? — так и не дождавшись ответа, снова спросил я.

— А ты думал избавиться от призраков прошлого?

Я сплюнул на пол. Разговор мне категорически не нравился, и титрину я внезапно перестал доверять. Промывка мозгов, на которую мне предлагал пойти этот усатый прохвост, была для меня самым худшим вариантом. Не знаю, как это будет, да и знать не хочу! И точно понимаю: невозможно все предусмотреть, а, значит, у меня есть свобода действий. При таком количестве решающих факторов каждый из них контролировать нереально, нужно только определить слабое место и давить на него.

«Ты победишь, ты станешь героем, получишь приз», — все чушь, все ложь. Вокруг одна ложь, приправленная реалистичными декорациями, и нужно просто об этом помнить.

Мы молчали. Темнота сдавливала сознание, но я старательно раскрывался, давая себе отдых. Время еще есть и можно подумать немного о чем-то отвлеченном, но почему-то мои раздумья все время возвращались в Тверскому. Надеюсь, он еще жив, думается, там внизу жизнь не сахар. Если уж тут мне не понравилось, то что же там?

— Ты разузнал что-то полезное? — чтобы прервать звенящую тишину, спросил я. — Кто такой Перышко?

— Кое-что узнал, конечно, — отозвался титрин. — Это заключенный.

— То же мне новость, кем еще мог оказаться Перышко? — возмутился я.

— Охранником, — отрезал титрин. — Комендантом.

— Круто, — проворочал я. — Круг сузился.

— Сузь его еще больше, Перышко — женщина. В большом авторитете у заключенных, но мне не удалось узнать, как давно она тут. Никто не говорит друг о друге правду. Только какие-то байки. Вычленить из них информацию очень сложно.

— Когда я осматривал склад, заметил решетки на потолке. Такие же решетки я видел в коридорах. Что это, не в курсе? Вентиляция?

— Каналы воздухообмена, — поправил меня наставительно журналист.

— А я что, сказал другое?

— Другое. Это система, по которой циркулирует воздух. Сразу за решеткой находится контейнер регенератор, потому что замкнутая система ходов на Селе должна все же снабжаться кислородом. Кроме того, каналы предназначены для того, чтобы можно было подать в любое помещение газовую смесь, подавляющую агрессию или сознание, если намечается бунт и его нужно предотвратить.

— Эти ходы большие? Я пролезу?

— Нет. Потому что не попадешь в них. На каждом люке защита, лучше даже не прикасаться.

— А сам ты ходил по ним? — уточнил я, задрав голову и глядя в темноту, которая ни чем не отличалась от темноты слева или справа.

— Нет, мне без надобности, я могу пройти у тебя между ног, и ты меня не заметишь, — откликнулся Титрин. Его голос в темноте странным образом менялся, то становился мягче, спокойнее, то вдруг взрывался резким, когда мои вопросы ему переставали нравиться.

— Ты продал материалы с Ротоса-2?

— Не было времени, — отмахнулся журналист. — Я ведь всегда при тебе, а ты весьма стремителен.

— Ну а как Сафари смотрит на твое появление здесь? Ты сказал: «возможно, хоть и не желательно», а теперь появился и сидишь рядом…

— Здесь везде экраны на стенах, никто ничего не узнает. Через ту щель, по которой ты сюда попал, камера не пройдет из-за тех же экранов, которые наводят помехи. Здесь нужно кое что совсем уж специализированное. Да и я все предусмотрел, заглушив тот забой, из которого ты лез. Так что мы защищены до тех пор, пока я не начну шантажировать Коменданта полученной сейчас информацией.

— Постой, постой! — я даже встал. — Ты не передашь информацию властям?

— А зачем, если есть шанс получить процент от сделки по продаже всего этого добра? — казалось, инопланетянин удивлен. Я тоже был удивлен, он мне не казался корыстным, хотя…

— Это будет преступлением, — напомнил я.

— Посмотрим, какие могут быть гарантии, какие риски. Если я решу, что риски превышают все допустимые размеры, можно будет распорядиться информацией по-другому, но тогда придется выдать мое присутствие здесь. Я бы предпочел приберечь этот козырь на потом.