Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

Вздрогнул — проснулся. Сморило что-то, задремал или отключился. У меня психика не каменная, идти на смерть никому не хочется. А подпространства я боюсь. Раньше любил очень, глядел в притушенные экраны на Вороне, проникая в перемешивающийся калейдоскоп красок. Они унимали мои головные боли, хотя Змей всегда предупреждал, что это сродни наркотикам. Я не разлюбил пялиться в экраны даже после того, как Ванесса Вени жестоко прервала наш прыжок, выдернув из подпространства, а я потерял зрение. Оно, конечно, потом восстановилось, но пришлось попереживать.

Теперь все по-другому. После погружения на третий уровень я испытывал почти суеверный страх, или он пришел позднее, когда шаровая молния нашла меня на земле, то ли мстя, то ли преследуя по горячим следам спасшегося счастливца? Как я вообще выжил, ума не приложу, сколько миллионов вольт прошло через мое тело?

Я как-то вычитал, коротая время в полете, что от ударов молний погибает около десяти процентов пострадавших, остальные выживают. У некоторых даже сверх способности пробуждаются, они видят людей как биотоки или как отдельные органы, слышат странное, или вовсе рентгеновским зрением обзаводятся. Каких только баек нет и меня уже ничем не удивить. Видели мы все это, проходили, и мысли слышали, и видели то, чего быть не может. Одни только приведения под утесом на Парлаке 15 чего стоили!

Вот оно, когда жизнь-то перед глазами проносится. Не за секунды перед смертью, а когда думаешь о ней, когда решаешь, шагнуть к той черте или нет?

Чтобы поднять в подпространстве маяк, придется останавливать движение. Мы никогда такого не делали, казалось, что процесс входа-выхода неразрывен, но возможно, мы просто не пробовали. Не исключено, что в подпространстве при хорошем источнике стабилизации реальности, можно зависать на длительное время, таким образом, скрывая свое местоположение. Не всякая система способна найти корабль в подпространстве, хотя подобные и существуют — вдернула же нас как-то Ванесса Вени из прыжка.

Тут как раз меня трудности не очень пугают. Невыполнимые задачи Сафари не ставит, а, значит, сброс скорости в подпространстве возможен, как и маневрирование. Но выход из корабля — нет уж! На челноки с манипуляторами невозможно установить стабилизацию. Да и судя по тому, что мне довелось прочесть после гибели Эвереста, в третьем уровне подпространства столь высоки помехи, что любые дистанционные методы управления невозможны. Отсутствие реальности мигом расплавит все электроныные начинки.

И остается в сухом остатке, что нам придется открывать шлюз, подойдя к зависшему маяку. Еще вопрос, как он там сохранится, маяк этот, ведь я сам видел, как разлагаются молекулы веществ под действием третьего уровня. Непонятно, из чего сделан этот маяк, не ясно, как его туда забросили. Если Нуарто обладает подобными технологиями (а, по словам титрина, Нуарто как раз было заинтересовано в повышении своего технического уровня за счет глупых аборигенов вроде нас), то какой им вообще с этого прок? В смысле, если учесть, что они хотели у нас умыкнуть технологию погружения на третий уровень, а теперь выходит, что сами ей обладают…

Ничего не понимаю.

— Внимание, внимание. Трехминутная готовность! Боевому экипажу занять свои места. Внимание…

Я поднялся, взглянул на себя в зеркало. Вздохнул. Собственный взгляд мне не понравился, я словно бы смирился, словно не верил в то, что у нас может получиться. Это плохо, так нельзя.

Открыл бар, хлебнул прямо из горла для храбрости виски, оглянулся, почему-то надеясь увидеть сидящего за столом Рика. Такого, каким я его помнил: двигающего фигуры по шахматной доске.

«Играй, — крикнул он мне на ККЧП, — а то я не верю…»

И еще дал совет, который я не понял.

Левый маршевый на сто сорок, запомнил?! — повторил я про себя. — Может, это будет ключ к успеху, а? Может, они просчитали с лернийцами, как мне подхватить маяк?

Хлебнул еще, решительно поставил бутылку обратно — в глубокий паз с похожими на желе стенками. Когда бутылка достала до дна, оказалась надежно зафиксировнаной в этой амортизирующей подушке.

Вышел в коридор. Три минуты, это так много. Для нас сейчас три минуты равносильны целой жизни, а мне как раз хватит, чтобы дойти до рубки.

— Титрин? — позвал я без надежды. Кот не появился. Чего я вообще хочу? Чего сам хочу, уже не понимаю? Победить? Хочу надеяться? Хочу принести победу Земле? Я и так уже все себе доказал, уже дано. И не чувствую никаких обязательств перед предававшей меня неоднократно планетой — жестоким, всеперемалывающим механизмом власти с выставленной наподобие знамени жадностью, направленной на обогащение в первую очередь себя.