Вселенское эхо разбитого кувшина

С закрытыми глазами можно было внушить себе, что это чей-то глупый розыгрыш. Более того, чёрному копателю начинало казаться, что сквозь плотно закрытые веки пробиваются пятна света, как если бы в темноте ночного леса вдруг появились маленькие светлячки.

Впрочем, всё это было только обманом, игрой его воображения. Достаточно было отрыть глаза и поднести к лицу руку, как странная, непроницаемая, какая-то сверхплотная чернота пронизывала страхом. Джонсон спешно закрывал глаза, стараясь вновь вызвать зрительные галлюцинации, которые унимали телесную дрожь. Странно, но даже в таком безвыходном положении человек прилагал все силы, чтобы оставаться человеком. Поняв, что зрение в этой ситуации бессильно и бесполезно, контрабандист решил воспользоваться слухом.

В очередной раз, плотно закрыв глаза, он начал старательно, мучительно вслушиваться в окружающее его пространство. Ничего… Абсолютная, мёртвая тишина. Джонсон пытался шевелиться, хлопать в ладоши и даже сильно бить по собственному телу, но единственная информация, которую он смог получить из подобных экспериментов – что он жив и где-то лежит совершенно голый. Ему было дико холодно и страшно.

– Какая страшная тишина…

Он хотел сказать, что тишина была странная, но страх так глубоко проник в его сознание, что мозг непроизвольно заменил одно слово на другое, более точное. Прошло какое-то время, оценить продолжительность которого было практически невозможно. Это мог быть один миг, час, несколько часов. Рассудок отказывался воспринимать реальность.

Джонсон попытался прийти хоть в какое-то равновесие эмоций, для чего плотно закрыл глаза и прижал ладони к ушам – это помогло. Появилось чувство относительно нормального состояния, если не считать холода. Мозг принял предложенную игру. Но не надолго.

В сознание человека стало проникать иное, странное и неизвестное ранее ощущение, истинную природу которого мозг не мог определить сразу. Внутреннее напряжение росло, пока не переродилось в чувство скрытой опасности, очередного, нового страха. Джонсону показалось, что у него сбилось дыхание, и он задыхается. Преодолевая удушье, он глубоко вдохнул, но не почувствовал вкуса, запаха и продвижения воздуха по гортани.

Проверяя страшную догадку, копатель сделал ещё несколько глубоких вдохов, после чего начал судорожно махать руками, но и они не ощутили присутствия воздуха. В диком страхе Джонсон начал кричать – тишина! Он не слышал собственного голоса.

Неожиданно, в его памяти возник образ, лежащей на берегу реки крупной рыбы. Она жадно открывала свой огромный рот, но не могла издать ни звука. Ему стало мерзко от подобного сравнения. В агонии страха контрабандист стал яростно сдавливать, щипать и даже бить своё тело, ощущая боль, которую сам вызывал. Впрочем, он был счастлив, что чувствует и превозмогает эти болезненные ощущения. Так выходило, что только боль ударов подтверждала, что он человек и существует.

– Живой… Я могу чувствовать боль. У меня есть тело, значит я живой.

Такие привычные для человека представления об условиях жизни, как свет, звук, ощущение вдыхаемого воздуха, умение говорить, которые в данной ситуации полностью отсутствовали, приводили его сознание в смятение. Мысль, что вокруг нет воздуха, а он жив, не находила разумного объяснения. Однако скоро и она отошла на второй план, когда Джонсон решил встать, чтобы попытаться покинуть странное место.

Намереваясь подняться, археолог вдруг застыл в некотором замешательстве. Дело в том, что ему необходимо было понять, как именно он лежит. На каком боку? Положение казалось идиотским. Представьте, что вы просыпаетесь ночью и не можете понять, под каким боком у вас постель? Такого не бывает, но именно это и происходило. Джонсон не мог понять, в каком положении он лежит, и лежит ли вообще.

Контрабандист шевелил руками, ногами, даже пытался нащупать опору пальцами ног, но всё было тщетно. Опоры не было! Не было! Его сердце бешено заколотилось от, пронзившего его до самых костей, ужаса.

– Что это?! Я не чувствую под собой опоры? Её нет! Но, ведь я…

Джонсон хотел сказать, что на чём-то стоит, сидит или лежит, но все его попытки отыскать опору не дали результатов. Странно, он мог свободно шевелить стопами и болтать ногами, как если бы ему довелось сидеть на краю обрыва, или на весьма высоком стуле. Но под ним не было уступа? Пришедшая неожиданно мысль могла объяснить его странное положение. Возможно, он парит или куда-то падает. Впрочем, и эта идея была отброшена, так как не было ощущения движения воздуха.

– Но ведь и самого воздуха нет!

Силой воли Джонсон заставил себя успокоиться и поверить в то, что каким-то странным образом висит в абсолютной темноте, в каком-то звуко и светонепроницаемом мраке. Впрочем, самое главное – он жив, а остальное его не должно волновать, тем более, если оно не имеет сколь-нибудь внятного объяснения. Придёт время, и всё прояснится, станет объяснимым и понятным. От подобных мыслей ему, вдруг, стало легко. К его удивлению, он перестал чувствовать холод, правда и тепла он то же не ощущал.