Всем отделениям уголовного розыска. Часть 2

Поручик, сняв фуражку, пригладил волосы и вздохнул: – Видите ли, господин есаул, Сергей Георгиевич дал распоряжение но, по всей видимости, не учёл того, что все склады остались по ту сторону пролива. Когда мы грузились, предпочтение было отдано боеприпасам. Даже фураж по летнему времени не брали, так что одеть вас будет довольно затруднительно.

– Может быть, имеются скрытые резервы, или возможны какие либо варианты?

Адъютант смущённо отвёл глаза: – Мне право, неловко вам это предлагать. Вчера в бою был убит есаул Лахно, если не побрезгуете…

– Не побрезгую, – усмехнулся Свят, – где он лежит? В лазарете?

– Да! Вернее нет, рядом с лазаретом сарай…, он там.

– Сейчас схожу, он там один? Не придётся трупы ворочать?

– Там двое, он и подпоручик Мещеряков, – ответил Алексей Петрович, и зачем-то добавил, – артиллерист.

– Для него это уже безразлично, – с трудом подавив зевок, произнёс Омельченко, – я надеюсь, что есаул не под шрапнельный огонь попал?

– Нет, нет,– адъютант замотал головой, – пулевое ранение в голову.

– Уже лучше, я потом вас найду, поможете с конём и шашкой.

– Это всё можете взять там же, ещё не успели разоружить. Кстати, жеребец у него славный, около штаба привязан.

– Ну, прямо полный комплект! – пробормотал Свят, направляясь к сараю, – осталось только жену по наследству получить.

Яркий солнечный свет, в котором весело кружились пылинки, широкими лучами пробивался сквозь щелястые стены, и в сарае было светло. В нагретом воздухе уже стоял приторно-сладковатый тяжёлый запах. Есаул лежал у дальней стены, удивленно глядя в потолок. Свят прикрыл ему глаза и бегло осмотрев тело, довольно кивнул, пуля осталась в черепной коробке и черкеска с погонами 1-го Екатеринодарского полка не пострадала. «Будем считать, что перевёлся из хоперцев в екатеринодарцы», – ухмыльнулся он про себя.

«Шаровары и сапоги мы с тебя снимем, а вот с черкеской придется повозиться. Закоченел ты, братец!» – подумал он, – «хорошо, что лето на дворе, а то бы черта с два согнул бы», – он, с силой надавив на носки, выпрямил стопы и быстро стянул сапоги.

Несмотря на жару, руки сгибались с большим трудом, но в конце концов ему удалось снять бешмет и черкеску, из которой выпал маленький сверток. Он развязал его и в ладони тускло сверкнули два потёртых временем креста: «За Порт-Артур», «За степной поход» и знак выпускника Николаевского кавалерийского училища. Свят приколол кресты к нательной рубахе покойного, а знак, со словами: – Извини, есаул! Имею право на ношение! – прикрутил на черкеску.

Сапоги слегка жали, Омельченко огляделся и, увидев лежащего у противоположной стены подпоручика, снял с него почти неношеные, хромовые сапоги, которые пришлись в самый раз.

Пружинисто покачавшись на носках, он осмотрел оружие и остался доволен. Вычищенный и смазанный наган, отлично заточенная лёгкая шашка и кинжал в красиво отделанных серебряных ножнах, были в прекрасном состоянии. Омельченко уже подошёл к двери, как вдруг позади раздался непонятный звук. Тело есаула под воздействием неведомых сил повернулось набок, ударив рукой об стену.

Свят вернулся и, оторвав от кальсон тесёмки, связал покойникам руки на груди. Придав телам благопристойное положение, он прочёл молитву «Об упокоении православных воинов, за веру и Отечество на брани убиенных». Затем перекрестился и, не оглядываясь, вышел из сарая. Взяв у фельдшера кусок мыла, Свят выстирал форму, разложил на солнце и направился к штабу знакомиться с конём. К полудню одежда высохла, и, вскочив в седло, через три часа он уже прибыл в расположение «Волчьей сотни».

***

Южная безлунная ночь чёрным покрывалом накрыла землю, в небе зажглись мириады звезд. От лиманов потянуло прохладой, и появились ранее неслышные звуки ночной жизни. Бледными зеленоватыми огоньками, под стрёкот цикад проносились светлячки. Кое-где под трухлявыми пеньками призрачно голубели гнилушки. С тихим шуршанием, не торопясь, вышла на прогулку ежиная семья. На окраину Лебедей они подошли далеко за полночь.

– Я сейчас до брата схожу, а вы здесь побудьте. Ближе не подъезжайте, а то собаки брехать начнут, – сказал сапёр и передав повод, быстрым шагом направился к смутно белеющим неподалеку хаткам. Через полчаса послышались шаги. Из темноты появились двое мужчин.

– Брат мой, Сидором величают, – представил он спутника.

Сидор молча пожал всем руки и пошёл во главе отряда, показывая дорогу. «Как он здесь ориентируется», – подумал Лавр, вглядываясь в невидимую тропку. Неожиданно она закончилась, и перед ними появилась довольно большая хата. Рядом под навесом стоял разделочный стол и сушились сети.

– Коней можно за домом, к изгороди привязать, – кивнул головой Сидор, и вытащив из петли деревянную чурку, гостеприимно распахнул дверь, – милости прошу!

Пока бойцы раскладывали вещи, он быстро заправил три керосиновые лампы и, смахнув с длинного стола засохшую рыбью чешую, начал собирать ужин.