Всем смертям назло

Идет конвой! И большой конвой! Так вот почему фашисты провели такое сильное профилактическое бомбометание о марта, вот почему сторожевые корабли старались вытеснить нас из этого района.

Сейчас бы только и атаковать врага. Но, к великой нашей досаде, в торпедных аппаратах не осталось ни одной торпеды. В таком случае, раз уж мы сами не имели возможности уничтожить вражеские транспорты, надо было немедленно сообщить об их движении командованию.

Мы знали, что в феврале советские торпедные катера и авиация, перебазировавшиеся в район южнее Лиепаи, развернули активные действия на морских сообщениях противника в Балтийском море. Они-то и перехватят этот конвой.

Проведя разведку и установив, что идет шесть тяжелогруженых транспортов, мы дали об этом радиограмму командующему флотом, а сами тут же ушли в сторону с вероятных курсов дозорных кораблей противника. Нам требовалось перезарядить торпедные аппараты и определить точно свое место.

В подводном положении прошли около трех часов, затем всплыли на поверхность и взяли курс на север. Определили свое место по маяку Хоборг и легли на грунт.

Торпедисты перезарядили торпедные аппараты, и на следующую ночь лодка вновь вернулась в свой район.

Ярко светила луна, видимость была хорошая, волна около трех баллов — самые благоприятные условия для атаки.

На мостике верхнюю вахту вместе со мной несли вахтенный офицер старший лейтенант Пенькин, сигнальщики старший матрос Шведенко и матрос Климов.

Шведенко долго молча наблюдал за горизонтом, а потом повернулся ко мне:

— Товарищ командир, вы не забыли, что сегодня восьмое марта? Хорошо бы преподнести боевой подарок нашим женщинам. Торпедисты уже написали на торпедах «За славных советских женщин».

— Помню, Шведенко, о празднике, помню. Если найдем противника, то уж подарок нашим труженицам обязательно преподнесем. Зорче наблюдайте — от вас ведь очень многое зависит.

Рулевой Шведенко, высокий, статный парень, был у нас одним из лучших вахтенных сигнальщиков. Обычно он замечал силуэты вражеских кораблей раньше других. Товарищи подшучивали над ним:

— У тебя, Шведенко, не глаза, а локаторы.

Около полуночи мимо нас прошел на восток небольшой корабль. Мы уклонились от него, а минут через пятнадцать сигнальщик Шведенко доложил:

— Товарищ командир, на курсовом сорок градусов правого борта вижу силуэты кораблей.

Это новый конвой. Мы подкрались к нему поближе, оставили его на лунной дорожке, а сами зашли в темную часть горизонта.

В составе конвоя шли три тяжелогруженых транспорта в охранении четырех сторожевых кораблей. Я выбрал цель — головной транспорт водоизмещением в четыре-пять тысяч тонн.

Чтобы произвести верный выстрел, нужно определить скорость и курс конвоя как можно точнее. Поэтому мы некоторое время двигались параллельно конвою на предельной видимости и с такой же скоростью, как противник.

Помощник командира занял свое место в запасном командном пункте. Я приказал готовить трехторпедный носовой залп. Еще раз проверил все расчеты и установки на ночном прицеле. Приказал дать средний ход. «К-52» стремительно шла в ночной темноте, временами чуть зарываясь во встречную волну.

Знаю: лейтенант Бузин в носовом торпедном отсеке приник сейчас к переговорной трубе, его подчиненные замерли у торпедных аппаратов.

Огромное судно приближалось к залповому пеленгу Я отчетливо видел высокий бурун у его форштевня.

— Носовые аппараты, товсь!

Нить ночного прицела прошла через нос транспорта и поравнялась с фок-мачтой…

— Носовые аппараты, пли!

Через одну минуту и семнадцать секунд раздался грохот взрыва, и в ночной тьме полыхнуло огненное зарево. Яркое пламя взметнулось к небу.

— Лево на борт, ложиться на курс ноль градусов!

Это значит строго на север.

На полной скорости в надводном положении мы пытались оторваться от кораблей охранения, и это нам удалось.

— Товарищ командир, — радостно крикнул мне Шведенко, — транспорт тонет!

Теперь можно было погружаться. Глубинные бомбы, сбрасываемые сторожевиками, рвались на большом удалении от нас. Но нужно было все-таки быстрее уходить из зоны действия гидролокаторов, этих зловещих щупалец, пытающихся схватить лодку. Мы увеличили скорость. Однако скоро взрывы загрохотали недалеко от нас. Очередная серия глубинных бомб сильно встряхнула лодку.

И в этот момент начал быстро расти дифферент — пять, десять, пятнадцать градусов. Все предметы, оказавшиеся плохо закрепленными, покатились по палубе. Больше всего я боялся, что две торпеды, подготовленные для зарядки в аппараты, ударят всей своей тяжестью в переборку дифферентной цистерны и пробьют ее. Это была бы тяжелая авария. Но старшина торпедистов Крестин и Тарасенко успели закрепить торпеды, и это спасло нас от катастрофы.

А дифферент нарастал. В голове мелькнуло: «Ударимся о грунт, и сорвутся дизели с фундамента».

— Пузырь в нос! Оба полный назад!

Мичман Перевозчиков открыл клапан.

Дифферент начал убывать. А потом нос лодки потянуло вверх.

— Снять пузырь с носовой группы цистерн!