Всем смертям назло. Записки фронтового летчика

В одном из очередных вылетов сержант Бейсимбаев, сопровождая напарником лейтенанта Тихонова, сбил два «мессершмитта», а когда возвращался домой из этого боя на слегка подраненной машине — осколком снаряда разбило фонарь кабины, — ему повстречалась группа «юнкерсов». Как и Бейсимбаев, немцы шли низко, бреющим полетом — к тому времени мы отучили их летать таким манером, будто они не на войне, а на параде. Айтен, не растерявшись, боевым разворотом занял позицию над бомбардировщиками, внезапно атаковал одного за другим два вражеских самолета, загнав обоих в землю.

К двум звездочкам на его машине прибавилось сразу четыре. Это — за полмесяца боевой работы. Ну, не молодчина ли этот Бейсимбаев?

…К началу ноября сорок первого года у нас в полку осталось шесть летчиков. Три лейтенанта и три сержанта. Второго ноября, сбив каждый по «мессеру», погибли лейтенант Щербаков и его напарник сержант Яснов. Дрались они севернее Ростова, над поселком Большие Салы. В конце схватки на машине Щербакова был поврежден мотор. Он начал выходить из боя, но тут подоспела новая группа «мессершмиттов». На Щербакова с напарником навалилось более десятка гитлеровцев. Яснов мог спастись в одиночку, но, не захотев покидать командира, сгорел вместе с ним.

Тихонову и мне вместе с нашими ведомыми удалось ускользнуть от немцев и на последних каплях горючего добраться до аэродрома.

Велика была наша скорбь о погибших. Особенно тяжело переживал гибель Виктора Щербакова, своего давнего друга, лейтенант Тихонов. Он почернел, в глазах сверкала яростная тоска. Четвертого ноября в коротком встречном бою лейтенант сбил двух «мессеров» и на следующий день загнал в землю еще одного. А в праздничный день, седьмого ноября, в день своего 27-летия, Василий Тихонов погиб и сам…

Двадцатого ноября нас, летчиков, из всего полка осталось двое — сержант Бейсимбаев и я. После полудня мы вылетели навстречу группе фашистских бомбовозов, прикрытых армадой «мессершмиттов». Бой получился короткий и свирепый. Вломившись в самую гущу «мессеров», двоих успели поджечь сразу. Потом, связанный двумя парами врагов, Айтен упустил момент, и к хвосту его машины подобрались еще четыре истребителя. Он отчаянно метнулся в сторону, но поздно — огненная трасса изрешетила кабину. Тяжело раненный, Бейсимбаев бросил машину в штопор, смог выйти из него возле самой земли и, скрывшись на фоне пересеченной местности, потянулся домой.

Я оказался один. Совсем один. Враги облепили со всех сторон. Спасали бешеные броски из стороны в сторону. Немцы заторопились — бензин на исходе, занервничали, а на сетке моего прицела появился потерявший осторожность «мессер». Мне оставалось только нажать гашетку пуска реактивного снаряда — на месте фашистского истребителя расцвел в небе черный цветок взрыва.

Как по чьей-то команде, внезапно остановилась сумасшедшая карусель — кончалось горючее у немцев и у меня.

Бейсимбаева дома я уже не застал. Говорили, что, истекая кровью, он даже зарулил на стоянку, но покинуть самолет без посторонней помощи сил не хватило. Ноги у него оказались пробиты пулями в нескольких местах. Рассказывали, что, когда отправляли его в госпиталь, он, впадая в беспамятство, бормотал:

— Непорядка это, все равно так не должен быть…

Последний

В тот же самый день, 20 ноября, когда я остался единственным в полку пилотом, начальник штаба капитан Чечнев получил распоряжение направить командира-летчика в Борисоглебский запасной авиаполк для получения там эскадрильи И-16 вместе с личным составом. Такое известие нас обрадовало, ибо давно уже мы не получали пополнения ни машинами, ни летчиками. За минувшие пять месяцев войны более шестидесяти человек в полку сложили головы в неравных, жестоких и кровопролитных воздушных боях.

Связной самолет доставил меня в Борисоглебск. Командир авиаполка долго рассматривал мои документы, вздыхал и старательно прятал глаза. Было похоже, что с получением обещанной эскадрильи выходила какая-то заминка.

— Чем порадуете, товарищ майор? — нарушил я затянувшееся молчание.

— Собственно, нечем порадовать, лейтенант. Вашу эскадрилью, — он подчеркнул слово «вашу», — мне приказали передать москвичам. Самолеты уже вчера улетели.

— А как же мы… Ведь перед вами — последний летчик полка, вы понимаете это? На нашем аэродроме всего два самолета, битые-перебитые, латка на латке. Моторы давным-давно выработали все ресурсы. Летать не на чем и некому. Дайте хоть что-нибудь! Ну, если не эскадрилью, то хотя бы звено. На первое время и этому будем рады, — просил я майора.

Тот смотрел на меня грустными глазами, и я видел, что у него действительно дать нам нечего. По разным углам аэродрома стояло лишь несколько машин, но в каком состоянии и кому принадлежат — неизвестно.

— Ладно, уговорил, лейтенант. Прибыли сегодня к нам два летчика-сержанта. Из училища. Кажется, Мельников и Дыбич. Вот и забирай их себе. Три самолета тоже постараемся найти…