Всем стоять на Занзибаре

– Да, мадам. – Мужчина отер лицо лоб тыльной стороной ладони. – Все программы прогонялись на гипотетической основе, исходные данные принадлежали к категории «допущения», и это неизменно были результаты наших корпоративных исследований. Теперь же мы переключились на оптимальную программу, на которую решили перейти совсем недавно, поскольку она опирается на реальные данные, способна встроиться в актуальное сознание Салманасара и взаимодействовать со всем прочим, что он знает о реальном мире.

– И?..

– Он тут же ее отверг, мадам. Говорит, это полный абсурд.

Черная ярость волной поднялась из подсознания Старушки Джи-Ти, затопила сперва ее живот, где завязала и затянула узлом внутренности, потом легкие, хватавшие воздух и силившиеся наполниться кислородом, который внезапно превратился в тягучую смолу, потом сердце, которое грохотало и билось о ребра, словно желало вырваться из своей клетки, горло и язык, который окоченел, треснул, будто очень старая сухая бумага, и наконец мозг, в котором сложилась мысль:

– !!!!!

– Врача! – крикнул кто-то.

– Хх ххх ххх, – произнес кто-то другой.

–.

– …

–.

Режиссерский сценарий (31) Подготовка

Снова зажужжал телефон. Чертыхаясь, Дональд доковылял до тумблера. Поначалу слышался только громкий фоновый шум, словно взад-вперед сновало множество людей. И вдруг из трубки заревел разгневанный женский голос.

– Хоган? Вы здесь? Это Дейрдре Ква-Луп! Мне только что позвонили из штаб-квартиры головного офиса «АнглоСлуСпуТры». У нас же с вами был договор, помните? Четыре часа зазора до наводки!

Дональд ошарашенно уставился на телефон, словно, несмотря на отсутствие экрана, по кабелю мог видеть лицо звонящей.

– Что, язык проглотили? Чего удивляться! Надо было знать, что вам, паршивцам, нельзя доверять! Ну, я-то в этих кругах пообтерлась. Уж я-то устрою так, чтобы вы никогда…

– Хватит!! – оборвал ее Дональд.

– Ну уж нет! Слушай, бледножопый…

– Где ты была, когда я разбирался с мокером? – взревел Дональд. В зеркале над телефоном он увидел отблеск света из номера Бранвен, розовато-персиковое свечение.

– А это, мать твою, тут при чем?

– Сотня человек видели, как мокер едва не убил Сугайгунтунга! Что я, по-твоему, должен был сделать? Отсчитать четыре часа по циркониевым часам и позвонить тебе! Да уже через пять минут об этом знал весь пресс-клуб!

Тяжелое дыхание. Наконец неохотно:

– Ну, после четырех папа-мама здесь обычно затишье, и…

– И что ты сделала, поехала погулять за город, а?

Молчание.

– Ага, ясно, – с едким сарказмом сказал Дональд. – Ты думала, я найму бригаду посыльных и скажу им: «Я пообещал кое-что одной женщине, которая не способна сама разрабатывать свою тему. У вас четыре часа, чтобы найти, где она прячется!» Знаешь, где я был через четыре часа после того, как это случилось? В университетской клинике, накачанный транками до коматозного состояния! Это тебе как, сойдет в качестве оправдания?

Молчание.

– Катись ты знаешь куда… а я пойду снова лягу!

Он оборвал связь. Почти сразу телефон загудел снова.

– Черт бы все побрал! В чем дело?

– Это управляющий, мистер Хоган, – очень нервно сказал молодой голос. – Тут много важных персон желают с вами поговорить. Говорят, это очень срочно, сэр.

Дональд перешел на ятакангский и повысил голос так, чтобы его слова – если у трубки не узконаправленный динамик – донеслись бы до стоящих у телефона на том конце.

– Скажите им, пусть идут торговать мочой своей бабушки. Если до девяти утра по этому номеру еще хоть кто-нибудь позвонит, я вас, лично вас, закатаю в шкуру помершей от гангрены коровы и подвешу на прокорм канюкам, поняли вы меня?

Одно я смог оценить только по приезде сюда: ятакангский прекрасно подходит для того, чтобы изобретать на нем всевозможные ругательства.

Он ненадолго задумался. Потом собрал одежду, коммуникомплект и все, что, как ему показалось, может потребоваться утром, перенес вещи в номер Бранвен и, задвинув засов с ее стороны двери, забрался к ней в кровать.

Но на сей раз заснуть ему не удалось. Казалось, после звонка Делаганти и событий предшествующего дня его мозг разослал поступившую в него неприятную информацию на всех мыслимых радиочастотах, а теперь она эхом вернулась к нему обратно.

Лишь смутно он отметил то, чего почти ожидал: шаги в коридоре, громовой стук в дверь его номера, щелканье и скрежет, когда кто-то попытался вставить в замок отмычку. Но ведь он для того и задвинул щеколду. Разочарованный взломщик выругался и ушел, вероятно, сожалея о взятке, которую дал портье, чтобы узнать номер комнаты.

Это, однако, было менее важно, чем противоречивые мысли и образы, мечущиеся в его черепушке. Десять лет он вел себя как губка, ничего не делал, только впитывал полученную из вторых рук информацию, и это никак не подготовило его к таким действиям, каких сейчас от него ожидают. Даже новая его версия, модель, появившаяся на свет после опустошения, не удовлетворяла новым требованиям.