Всемирная библиотека. Non-Fiction. Избранное

В его «Эксперименте со временем» (глава XXII) утверждается, что сознающий субъект осознает не только то, что наблюдает, но и самого наблюдателя, субъект А, и, следовательно, еще один субъект B, наблюдаемый A, и, следовательно, еще один субъект С, наблюдаемый B… Он добавляет – не без некоторой таинственности, – что эти бесчисленные внутренние субъекты располагаются не в трех измерениях пространства, но в столь же бесчисленных измерениях времени. Прежде чем пояснить это пояснение, я предлагаю читателю осмыслить то, что говорится в этом абзаце.

Гексли, верный наследник английских номиналистов, утверждает, что между фактом ощущения боли и фактом осознания того, что некто ее испытывает, имеет место лишь вербальное различие. Он смеется над чистыми метафизиками, разделяющими во всяком ощущении «ощущающий субъект, ощущаемый объект и этот властный персонаж – „я“» («Эссе», т. 6, с. 87). Густав Шпиллер («Человеческое мышление», 1902) признает, что знание о боли и ощущение боли – две разные вещи, но они взаимно дополняют друг друга, как одновременное восприятие лица и голоса собеседника. Его точка зрения кажется мне верной. Что касается осознания сознания, которое Данн вводит, чтобы установить в каждом индивидууме головокружительную и запутанную иерархию субъектов, я полагаю, что речь идет о последовательных (или воображаемых) состояниях исходного субъекта. «Если бы духу, – пишет Лейбниц, – пришлось бы вновь помыслить помысленное, то ему было бы достаточно вспомнить ощущение о нем, чтобы его помыслить, затем помыслить об этой мысли, затем о мысли об этой мысли и так далее до бесконечности» («Новые опыты о человеческом разумении», II, 1). Метод, созданный Данном, чтобы обосновать бесконечное количество времен, менее убедителен, но более хитроумен. Как Хуан де Мена в своем «Лабиринте»[229] и как Успенский в «Tertium organum»[230], он постулирует, что будущее – со всеми его превратностями и подробностями – уже существует. К предсуществующему будущему (или от него, как считает Брэдли) течет абсолютная река космического времени – или же смертные реки наших жизней. Это перемещение, этот поток требует – как и всякое движение – определенного времени. Следовательно, у нас возникнет второе время, чтобы перенести первое, третье, чтобы перенести второе, и далее до бесконечности…[231] Таков механизм, предложенный Данном. В этих гипотетических или иллюзорных временах неуловимые субъекты, преумноженные очередной регрессией, получают бесконечное пространство для обитания.

Не знаю, что об этом подумает читатель. Я не претендую на знание того, чтó есть время (я не уверен даже, есть ли оно вообще), но подозреваю, что течение времени и само время – это одна загадка, а не две. Полагаю, что Данн заблуждается, подобно тем рассеянным поэтам, что говорят (допустим) о луне, которая показывает свой красный диск, заменяя один цельный визуальный образ субъектом, глаголом и определением, каковые суть не что иное, как слегка замаскированный субъект. Данн – образцовая жертва той порочной интеллектуальной традиции, которую обличил Бергсон: мыслить время как четвертое измерение пространства. Данн утверждает, что будущее уже существует и мы лишь должны перенестись в него, но этого утверждения достаточно, чтобы превратить время в пространство, и тогда потребуется второе время (также мыслимое в пространственно-линейной форме или как река), а затем и третье, и тысячное. В каждой из четырех своих книг Данн непрерывно говорит о «бесконечных измерениях времени»[232], но эти измерения все же являются пространственными. Истинное время, по Данну, – недостижимый последний член бесконечного ряда.

Какие есть доказательства тому, что будущее уже существует? Данн приводит два аргумента: первый – вещие сны; второй – относительная простота, которую эта гипотеза придает запутанным схемам, присущим его стилю. Он тоже хочет избежать вопроса о вечном сотворении… Теологи определяют вечность как одновременное и осознанное обладание всеми мгновениями времени и объявляют ее одним из Божественных атрибутов. Данн, как ни странно, полагает, что вечность уже принадлежит нам и что наши еженощные сны служат тому подтверждением. Он полагает, что именно в них соединяются непосредственное прошлое и ближайшее будущее. Когда мы бодрствуем, то передвигаемся с постоянной скоростью в линейном времени; во сне же можем охватывать огромные просторы. Видеть сны – значит структурировать отдельные фрагменты увиденного и выстраивать с их помощью историю или целый ряд историй. Мы видим образы сфинкса и магазина – и придумываем, как магазин превращается в сфинкса. Человека, с которым мы познакомимся завтра, наделяем губами того, с кем виделись минувшим вечером… (Уже Шопенгауэр писал, что жизнь и сновидения суть страницы одной и той же книги. Читать их по порядку – значит жить, листать их – значит грезить.)