Кто упрямо не желает изменять разуму, совести или хотя бы щепетильности в угоду нелепым и бесчестным условностям, которые тяготеют над обществом, кто не сгибается даже там, где согнуться выгодно, тот в конце концов остается один, без друга и опоры.
Кто хочет нравиться в свете, тот должен заранее примириться с тем, что его станут там учить давно известным ему вещам люди, которые понятия о них не имеют.
Литераторы, в особенности поэты, подобны павлинам: им бросают в клетку жалкую горсть зерна, а если порою и выпускают оттуда, то лишь затем, чтобы посмотреть, как они распускают хвост. Между тем петухи, куры, индюки и утки свободно расхаживают по двору и до отказа набивают себе зоб.
Литература и в особенности театр дают сейчас людям возможность приобрести репутацию, как некогда заморские острова давали возможность нажить добро: достаточно было туда приехать, чтобы тотчас же разбогатеть. Но большие состояния, нажитые предками, обернулись ущербом для потомков, ибо земли, прежде плодородные, оказались совершенно истощенными.
Лишь тот, кто глубоко изучил нравы, умеет распознать все приметы, отличающие гордость от тщеславия. Первая высоко держит голову, невозмутима, отважна, спокойна, непреклонна; второе низменно, не уверено в себе, трусливо, суетливо и переменчиво. Гордость как бы прибавляет людям росту, тщеславие лишь раздувает их.
Ловкость в сравнении с хитростью то же самое, что проворство рук в сравнении с шулерством.
Лучше всего мы знаем, во-первых, то, что поняли чутьем; во-вторых, то, что изведали на собственном опыте, сталкиваясь с разными людьми и явлениями; в-третьих, то, что уразумели не из книг, а благодаря книгам, то есть благодаря размышлениям, на которые они нас наталкивали; в-четвертых, то, чему научили нас книги и наши учителя.
Лучшие свои произведения великие писатели создают в том возрасте, когда страсти их уже угасли: земля вокруг вулканов особенно плодородна после извержений.
Любая страсть всегда все преувеличивает, иначе она не была бы страстью.
Любой человек, способный испытывать возвышенные чувства, вправе требовать, чтобы его уважали не за положение в обществе, а за характер.
Любовникам довольно нравиться друг другу своими привлекательными, приятными чертами, но супруги могут быть счастливы лишь в том случае, если связаны взаимной любовью или хотя бы подходят один к другому своими недостатками.
Любовное приключение – не что иное, как обмен фантазий.
Любовь в том виде, какой она приняла в нашем обществе – это всего лишь игра двух прихотей и соприкасание двух эпидерм.
Любовь лишь тогда достойна этого названия, когда к ней не примешиваются посторонние чувства, когда она живет только собою и собой питается.
Любовь – единственное чувство, в котором все истинно и всё лживо; скажи о ней любую нелепость – и она окажется правдой.
Любовь – как прилипчивая болезнь: чем больше ее боишься, тем быстрее подхватишь.
Любовь, даже самая возвышенная, отдает вас во власть вашим собственным страстишкам, а брак – во власть страстишкам вашей жены: честолюбию, тщеславию и всему прочему.
Любовь – милое безумие; честолюбие – опасная глупость.
Любовь, по-видимому, не ищет подлинных совершенств; более того, их как бы побаивается: ей нужны лишь те совершенства, которые любит и придумывает она сама. В этом она подобна королям: они привыкли видеть великими только тех, кого сами и возвеличили.
Любовь подобна эпидемической болезни: чем больше мы ее боимся, тем беззащитней мы перед ней.
Любовь покоряет нас, воздействует на наше самолюбие. В самом деле, как противостоять чувству, которое имеет возвысить в наших глазах то, чем мы обладаем, вернуть то, что нами утрачено, дать то, чего у нас нет.
Любовь приятнее брака по той же причине, по какой романы занимательнее исторических сочинений.
Любовь – это рискованное предприятие, которое неизменно кончается банкротством; кто им разорен, тот вдобавок еще и опозорен.
Любой мужчина обладает всеми качествами, нужными, чтобы подняться над мелочными уловками, принижающими человеческое достоинство. Стоит ему жениться или завести любовницу, как он сразу опускается до соображений, его недостойных: брак или любовная связь, словно проводник, указывает ничтожным страстишкам путь к его сердцу.
Людей безрассудных больше, чем мудрецов, и даже в мудреце больше безрассудства, чем мудрости.
Людей, которые ни к кому не подлаживаются, живут, как им велит сердце, поступают согласно своим правилам и чувствам, – вот кого мне почти не доводилось встречать.
Люди бросают вызов общественному мнению из страха перед ним.
Люди делятся на две части: у одной, меньшей, есть обед, но нет аппетита; у другой, большей, – отличный аппетит, но нет обеда.
Люди извращают свою душу, совесть, разум точно так же, как портят себе желудок.