Не успело еще второе римское посольство, готовившееся по просьбе сагунтийцев к отправке вначале к Ганнибалу, а затем и в Карфаген, покинуть Рим, как в Вечный город пришло известие о начале пунийской осады Сагунта (Liv. XXI, 6, 3–8). Действительно, еще раз пригласив для соблюдения формальностей представителей турдетан и сагунтийцев, Ганнибал сделал вид, что желает разобраться, в чем причина конфликта между ними. Когда же послы Сагунта заявили, что примут в качестве третейских судей лишь представителей Рима, пунийский военачальник прогнал сагунтийцев из своего лагеря и следующей ночью начал боевые действия против города. Опустошив округу и подведя под городские стены штурмовые машины, он, не сумев взять город приступом, организовал его планомерную осаду (Liv. XXI, 7–8; App. VI, 10). Римляне тем временем приняли решение еще раз отправить к Ганнибалу послов, задачей которых было убедить его прекратить боевые действия и снять с Сагунта осаду. Возглавили миссию Публий Валерий Флакк и Квант Бебий Памфил, которым, в случае отказа пунийского военачальника отвести войско от Сагунта, предписывалось отправиться в Карфаген и потребовать у правительства выдать Риму полководца, нарушившего, по мнению римлян, мирный договор (Liv. XXI, 6, 7–8). Игра в дипломатию в момент, когда уже шли боевые действия, развязанные Ганнибалом с разрешения и одобрения карфагенского правительства, явно была запоздалой, и неудивительно, что римских посланцев ждала неудача. Ганнибал и вовсе отказался принять их, сославшись на невозможность обеспечить безопасность послов во время ведения боевых действий (Liv. XXI, 9, 3). В Карфагене же, куда Публий Валерий Флакк и Квант Бебий Памфил отправились после этого, их поддержали лишь немногочисленные сторонники Ганнона, предлагавшего согласиться с требованиями Рима, снять осаду с Сагунта и выдать римлянам Ганнибала (Liv. XXI, 10, 4—13). Большинство же членов карфагенского правительства приняли решение выступить на стороне своего полководца в Испании, заявив, что «войну начали сагунтийцы, а не Ганнибал, и Рим поступил бы несправедливо, жертвуя ради Сагунта своим старинным союзником – Карфагеном» (Liv. XXI, 11, 2). Таким образом, Ганнибал повторно получил полную поддержку правительства, выступившего за войну с Сагунтом, а значит, в перспективе, и с союзной этому городу Римской республикой.
Осада города затягивалась, поскольку Ганнибал для подготовки штурма крепостных стен выбрал их часть, выходившую на равнину. Полководец, очевидно, рассчитывал на то, что именно здесь будет удобнее всего подвести осадные башни и тараны, однако не учел того, что именно на этом участке находились наиболее мощные городские укрепления и, конечно же, на его охрану горожане отправили наиболее боеспособную часть гарнизона. Защитники вели планомерный обстрел осаждавших стрелами и дротиками, регулярно осуществляли вылазки, наносившие пунийцам серьезный урон и не позволявшие спокойно строить осадные сооружения. Особенно болезненным для войска стало тяжелое ранение Ганнибала дротиком в бедро, едва не стоившее военачальнику жизни и временно подорвавшее боевой дух осаждавших. На время, потребовавшееся пунийскому полководцу для лечения, боевые действия стихли, что позволило горожанам сосредоточиться на усилении городских укреплений, а осаждавшим – на подготовке осадных сооружений. Вследствие ранения у Ганнибала появилось время для раздумий, что привело к изменению тактики: вместо сосредоточения на одном участке стен был одновременно организован штурм в нескольких местах. Это заставило защитников рассредоточить силы, и карфагеняне наконец смогли разрушить один из участков городских стен: «И вот тараны ударили в стены; вскоре там и сям началось разрушение; вдруг сплошные развалины одной части укреплений обнажили город – обрушились с оглушительным треском три башни подряд и вся стена между ними. Пунийцы подумали было, что их падение решило взятие города; но вместо того обе стороны бросились через пролом вперед, в битву, с такой яростью, как будто стена до тех пор служила оплотом для обеих» (Liv. XXI, 8, 5–6).
Ожесточенная схватка, завязавшаяся в проломе крепостной стены, велась не беспорядочно, но, по словам Тита Ливия, по всем правилам боевого искусства. Крайне болезненный урон карфагенянам сагунтийцы нанесли благодаря особому виду метательного копья, называвшемуся фаларика. Имевшая длинный, трехфутовый (более 90 см) железный наконечник, фаларика насквозь пробивала щит, поражая укрывавшегося за ним воина. Более того, на четырехгранное у основания наконечника сосновое древко копья наматывали промасленную паклю, которую поджигали перед броском: «…загоревшийся огонь разрастался в силу самого движения; таким образом воин был принужден бросать свой щит и встречать следующие удары открытою грудью» (Liv. XXI, 8, 12). Осаждавшие были отброшены от пролома и бежали в свой укрепленный лагерь. Видимо, именно в этот момент Ганнибалу сообщили о прибывшем римском посольстве, которое военачальник отказался принять и направил его в Карфаген.