Всемирная история. Том 15 Эпоха Просвещения

Америке пришлось пройти долгие этапы европейской истории, правда, не придерживаясь их порядка или моделей. Там снова можно встретить, хоть и в перемешанном виде, европейский опыт — античность, средние века, Возртждение, Реформацию.

Американские зоны первоначального освоения напоминают зоны расчистки средневековых лесов Европы в XIII веке. Точно так же определенные черты первых европейских городов Нового Света и их патриархальных семейств восстанавливают для историка приблизительную античность.

Каждая метрополия желала безраздельно удерживать свой кусок Америки, навязывая ему соблюдение «колониальных договоров» и уважение к «исключительным правам». А общество по другую сторону Атлантики почти не могло уйти от опеки издалека и от навязчивых образцов Европы, которая внимательно следила за своими чадами и у которой моменты ослабления внимания бывали лишь поначалу, в безвестности и незначительности первых поселений.

Испания предоставила право своей Америке расти в свое удовольствие, так как та могла или желала. Затем, когда «ребенок» вырос и достиг процветания, его взяли в руки и, когда все встало на свои места, наступила, как говорили тогда, «централизация» к выгоде институтов метрополии.

Централизация была естественной, тем лучше воспринимавшейся, что она была необходима для обороны юных колоний от посягательств других европейских держав. Ибо соперничество между теми, кто совместно делил Новый Свет, оставалось сильным.

На сухопутных границах и, в не меньшей степени, вдоль нескончаемых побережий Америки происходили беспрестанные конфликты. Централизация наверняка облегчалась также тем фактом, что внутри колонии она обеспечивала господство белого меньшинства, а последнее оставалось привязанным к верованиям, мыслям, языкам уже «старой» Европы.

Земельная аристократия, которая удерживала в XVIII веке центральную долину Чили, — в действительности малочисленная, но эффективная, активная, привыкшая господствовать — насчитывала, как утверждал Дж.Линч, «каких-нибудь двести семейств».

В 1692 году богатейшими людьми Потоси была горстка важных особ, «разодетых в золотую и серебряную парчу, понеже любое другое одеяние для них недостаточно хорошо»; роскошь в их домах была неслыханной. Правда, эти общества выказывали себя более или менее покорными, более или менее зависимыми по отношению к метрополиям, но недисциплинированность, когда она случалась, ничего не меняла в их сущности, их строе и их функциях, неотделимых от того ст]юя и тех функций, что составляли костяк европейских обществ, минувших и нынешних.

Из таких обществ менее всего покорными и менее всего удерживаемыми в руках были те, которые не оказывались захвачены великими течениями межконтинентальных обменов; те, чью «заурядную экономику не увлекал какой-нибудь господствовавший продукт», какое-нибудь управляемое издалека, из-за Атлантики, производство.

Такие общества и экономики, мало интересовавшие европейских негоциантов и не получавшие ни капиталовложений, ни заказов, оставались бедными, относительно свободными и обреченными на автаркию.

Таков был случай Перу, таким был случай зоны крупных владений в Венесуэле, так обстояло дело и в долине Сан-Франциску, этой «реки стад», больше чем наполовину одичавших внутри Бразилии, где какой-нибудь феодальный сеньор владел столь же обширными (но практически пустынными) землями, как вся Франция Людовика XIV.

И так же выглядела обстановка в любом городе, в достаточной мере затерянном в американском пространстве, достаточно изолированном, чтобы быть вынужденным управляться самостоятельно, даже если у него не было никакого «зуда» независимости.

В XVIII веке Сан-Паулу оставался примером такой вынужденной независимости. «У португальцев, — писал в 1766 году Аккариас де Серионн, — мало поселении во внутренних областях Бразилии; город Сан-Пуалу, тот, который они рассматривают как самый значительный... Этот город находится более чем в 12 часах пути в глубь материка».

«Это, — говорил Кореаль, — своего рода республика, созданная при своем основании всякого сорта людьми без стыда и совести». «Паулисты» считали себя свободным народом. По правде говоря, то было осиное гнездо: они разбойничали на дорогах внутренних областей, а если они и снабжали продовольствием лагеря рудокопов, то и совершали также набеги на индейские деревни иезуитских редукций (разновидность резерваций для индейского населения), расположенные вдоль Параны, доходя в своих рейдах до Перу и Амазонии.

Однако же послушных или укрощенных экономик было изобилие. В самом деле, они не могли артачиться, живя закупками из своих метрополий и европейскими кредитами.

Однако мог ли «колониальный договор» сохраняться вечно под знаком вопиющего неравенства? — спрашивает Фернан Бродель.