Всемирный следопыт, 1927 № 10

— О, господин! — взмолился старик, опускаясь на колени, — если хочешь, прикажи наказать меня: послал его я. Ниже по реке будет много москитов и летающих муравьев, они будут сильно беспокоить тебя, о мой властелин! Я послал Ю принести тебе сетки, которыми ты мог бы защитить твое драгоценное тело. Не гневайся на него, господин, он ушел по моему приказанию.

Привыкший к заботам о себе, Фа не очень был тронут словами старика, но все-таки жестом показал, что, хотя он и очень рассержен, но прощает.

Ю скоро вернулся. Он, в самом деле, принес несколько больших сеток, искусно сплетенных из тонких растительных волокон и почтительно передал их купцу. Если Фа был бы более наблюдательным, он заметил бы, что один карман молодого плотовщика сильно оттопыривается и что Ю старательно прикрывает его рукой и поворачивается к купцу и солдатам одним боком…

Скоро купец снова задремал на своих подушках. Его примеру последовали и солдаты. Тогда Ю бросил весло и осторожно поманил к себе старика.

— Вот что, Нэ, — быстро зашептал он, когда старик подошел, — хочешь ты или не хочешь, я сделаю то, что я решил. У меня в кармане корень нек-кью[32]). Если человек не спит, когда это нужно, ему дают этот корень в воде — ты знаешь? А ниже по Иравади есть водопад Великой Кармы[33]). — Это ты тоже знаешь. Мы будем у водопада до захода солнца. Наш плот стоит пятьдесят медных монет. Твой шрам, старик, и шрамы тех многих, которые получили их от этой собаки, стоят дороже. Я хочу подарить Великой Карме наш плот вместе… вместе с этими гадами. Пока корень будет держать их в своей власти, мы будем с тобой на берегу. Мы уйдем в лес и оттуда посмотрим, хороший ли аппетит у Кармы… Так, старик?

— Ты безумец, Ю, — испуганно зашептал Нэ, — куда мы пойдем потом? Ведь господин не один — их много, и еще больше французов, а у них много, очень много солдат. Они найдут нас везде. Нас убьют, а в долине Зеленого Глаза другой хозяин так же будет бить кнутом с колючками бирманских крестьян…

— Перестань, Нэ! Недолго жить всем купцам. У крестьян Бирмы есть терпение, но они — люди, и их терпение кончится. Потом, старик, я слыхал… мне говорил один китаец из Аннама, что где-то далеко… в какой-то северной стране, я не помню, как она называется… не осталось ни одного купца, старик…

Старик выпучил глаза.

— Что ты болтаешь? Куда же они могли деваться, Ю?

— Не знаю — их там нет…

— Они умерли?

— Да, китаец говорил, что многие из них умерли.

— От какой же болезни они умерли, Ю?

— Эту болезнь тот китаец назвал… Постой, дай вспомнить, Нэ… Он назвал ее, назвал… Да, он назвал ее — Ле-нин.

— Ле-нин? Что это такое Ле-нин, Ю?

— Не знаю. Это — болезнь, а может быть, тайфун, я не знаю. Но этот тайфун унес всех больших купцов из той страны.

— О, сын мой! Китаец сказал тебе, как итти в эту страну?

— Да, он махнул рукой — вон туда.

— Туда, Ю? — старик сомнительно покачал головой. — Но там не бывает солнца, мой друг.

— Я думаю, что там должно быть другое солнце, ярче нашего. Идем туда, старик… после. Солдаты не посмеют итти за нами. Слышишь, старик?.. Ты молчишь? Ты не хочешь?

Нэ задумчиво глядел себе под ноги. Ю положил ему руку на плечо.

— Так, старик?

— Так, мой сын! — твердо ответил Нэ, вскидывая глаза.

Уходя на свой конец плота, он хотел обойти спавшего купца, но вдруг решительно перешагнул через него, измяв ногами несколько атласных подушек…

VI. Купец боится лихорадки.

На безоблачное небо стали собираться тучи. Они быстро сгущались, темнели, становились все ниже и тяжелей, и вдруг неожиданно, как это часто бывает в тропиках, хлынул страшнейший ливень. Сплошным потоком низвергалась вода с неба, и река сразу помутнела и вздулась.

Видно было, как в селениях, расположенных по берегам, заметались люди, оттаскивая подальше от воды лодки и загоняя скот и кур в хлевы, устроенные под хижинами между сваями. Заволновались и солдаты на плоту. Из чемоданов купца они вытащили большой брезент, устроили из него крышу над господином, прикрыли вещи и сами залезли под брезент.

Фа сначала долго охал, потом медленно опустил руку в карман и вынул оттуда коробку с хинином. Купец много раз видел, что европейцы принимают хинин в сырую погоду, и не хотел от них отставать в культурности, хотя, как уроженец Бирмы, он не был подвержен лихорадкам.

Осторожно положив таблетку хинина в рот, Фа потянулся к кувшину с водой, но вдруг заметил, что кувшин пуст. Положение знатного бирманца оказалось катастрофическим. С одной стороны, ему не хотелось выплевывать драгоценного лекарства, с другой — он боялся раздавить таблетку во рту. Проглотить же ее без воды он не решался.

Когда солдаты увидели, что их господин, с налившимся кровью лицом, корчится в нелепых жутких судорогах, дико ворочает глазами и хочет, но не может что-то сказать, они перепугались.

Положение спас Ю. Он бросился к кувшину, схватил его и побежал с ним к краю плота. Там он задержался ровно на полсекунды больше, чем это нужно было, чтобы просто зачерпнуть воды, и, вернувшись, с почтительным поклоном поставил кувшин рядом с господином…