Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война

Учитывая состояние британского общественного мнения, Франции следовало понять, что она оказалась в изоляции и что нацистскую угрозу ей придется встречать в одиночестве. Французы плохо понимали немецкие умонастроения и политическую ситуацию в Германии. Но когда Гитлер пришел к власти, каждый французский политик должен был понять, что в его планах главная цель – уничтожение Франции. Левые партии во Франции, естественно, разделяли все предрассудки, иллюзии и ошибки британских левых. Но во Франции была группа влиятельных националистов, которые никогда не доверяли Германии и являлись сторонниками энергичной антигерманской политики. Если бы в 1933 г. и в последующие годы французские националисты всерьез выступили за предотвращение перевооружения Германии, они получили бы поддержку всего народа за исключением непримиримых коммунистов. Перевооружение Германии началось уже в период Веймарской республики. Тем не менее в 1933 г. и еще несколько лет после этого она была не готова к войне. Ей пришлось бы либо подчиниться требованиям Франции, либо воевать без надежды на успех. В то время еще была возможность с помощью угроз остановить нацистов. И даже в случае войны в тот момент Франция была в силах победить.

Но тут случилось нечто совершенно неожиданное. Те самые националисты, которые более 60 лет занимали непримиримо антигерманские позиции, которые требовали энергичных мер против Веймарской республики, в одну ночь переменили позицию. Те самые люди, которые именовали еврейскими происками все попытки улучшить франко-германские отношения, отвергали планы Дауэса, Янга и Локарнские соглашения{101} как еврейские махинации и подозревали Лигу наций в том, что она действует в интересах только евреев, вдруг начали симпатизировать нацистам. Они отказались признать тот факт, что Гитлер намерен раз и навсегда разгромить Францию. Гитлер, намекали они, враг не столько Франции, сколько евреев; он старый солдат, и с симпатией относится к французским воякам. Они преуменьшали масштабы немецкой программы перевооружения. Кроме того, говорили они, Гитлер вооружается только для борьбы с еврейским большевизмом. Евреи хотели бы втянуть Францию в войну против нацистов. Но Франция достаточно мудра и не станет таскать каштаны из огня для евреев. Франция не намерена проливать кровь за евреев.

Это был не первый случай в истории Франции, когда националисты поставили антисемитизм выше своего французского патриотизма. В деле Дрейфуса{102} они сделали все возможное, чтобы избавить от наказания офицера, совершившего предательство, и вместо него отправить в тюрьму невинного еврея.

Некоторые утверждают, что нацисты подкупили французских националистов. Возможно, некоторые французские политики и в самом деле брали взятки. Но в политическом плане в этом не было смысла. Для рейха это было бы напрасной тратой денег. Антисемитские газеты и журналы и так издавались большими тиражами; они не нуждались в немецких субсидиях. Гитлер вышел из Лиги наций, в одностороннем порядке аннулировал статьи Версальского договора, ограничивавшие перевооружение Германии, оккупировал демилитаризованную зону на левом берегу Рейна, разжигал антифранцузские настроения в Северной Африке. Французские националисты критиковали эти действия только для того, чтобы обвинить во всем своих политических противников во Франции: во всем были виноваты они, заняв враждебную позицию по отношению к нацизму.

Затем Гитлер вторгся в Австрию. Семью годами ранее Франция решительно выступила против германо-австрийского таможенного союза. Но теперь правительство Франции поспешило признать насильственное присоединение Австрии. В Мюнхене, при поддержке Великобритании и Италии, Франция заставила Чехословакию уступить немецким требованиям. Все это встречало одобрение большинства французских националистов. Когда подстрекаемый Гитлером Муссолини заявил о притязаниях Италии на Савойю, Ниццу, Корсику и Тунис, националисты ответили весьма робким протестом. Не нашлось Демосфена, чтобы предостеречь народ о том, что Филипп опасен{103}. Но если бы новый Демосфен и выступил, националисты объявили бы его сыном раввина или племянником Ротшильда.

То, что французские левые также не выступили против нацистов (в этом отношении ничем не отличаясь от своих британских друзей), не может служить извинением для националистов, которые были достаточно влиятельны, чтобы побудить Францию к энергичной антинацистской политике. Но для них все планы сопротивления Гитлеру были проявлением еврейского коварства.