Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война

Но Первая мировая война завершилась сокрушительным поражением, разрушившим традиционный престиж королевской семьи, юнкеров, офицеров и чиновников. Парламентская система Запада доказала свое военное превосходство. Война, которую президент Вильсон воспринимал как борьбу за демократию во всем мире, оказалась для последней настоящим огненным крещением. Немцам пришлось пересматривать свои политические убеждения. Они повернулись к демократии. Термин «демократия», о котором не вспоминали целых полстолетия, в последние недели войны вновь стал популярным. Для немцев демократия означала возврат к гражданским свободам, к правам человека, о которых забыли на время войны, и прежде всего она означала парламентское правление вместо монархического полудеспотизма. Каждый немец знал, что все эти пункты содержатся в официальной программе социал-демократов, самой многочисленной из парламентских партий. Люди ожидали, что теперь социал-демократы займутся реализацией демократических принципов своей программы, и приготовились поддержать усилия этой партии в деле политического переустройства Германии.

Но из марксистских рядов прозвучал ответ, которого не мог предвидеть никто за пределами небольшой группы профессиональных марксистов. Мы, классово-сознательные пролетарии, заявили марксисты, не имеем ничего общего с вашими буржуазными идеями свободы, парламентаризма и демократии. Нам нужна не демократия, а диктатура пролетариата, т. е. наша диктатура. Вам, буржуазным паразитам, мы не собираемся давать никаких прав человека, никаких всеобщих выборов и парламентского представительства. Отныне править будут только марксисты и пролетарии. Если вы неверно понимали наше представление о демократии, это ваша проблема. При более внимательном изучении трудов Маркса вы бы знали, чего ожидать.

На второй день революции социал-демократы в Берлине назначили новое правительство рейха, совет народных депутатов. Это правительство представляло собой орган диктатуры социал-демократов. Оно было сформировано из делегатов только этой партии, и вводить в правительство представителей других партий никто не собирался[115].

К концу войны социал-демократическая партия раскололась на три группы: социалисты большинства, независимые социалисты и коммунисты. Половина членов правительства принадлежала к социалистам большинства, другая половина – к независимым социалистам. Самые радикальные члены всех трех групп не участвовали в создании правительства. Они с отвращением отвергли идею сотрудничества с умеренными социалистами большинства, которых они заклеймили как социал-предателей. Эти радикалы, спартаковцы, или коммунистическая партия, немедленно потребовали истребления буржуазии.

Вкратце их программа заключалась в следующем: вся власть должна находиться в руках советов рабочих и солдатских депутатов. Они решительно отклонили все планы предоставления политических прав тем, кто не состоял в их партии, и фанатично отвергли парламентскую систему. Они хотели преобразовать Германию по советскому образцу и на русский манер «ликвидировать» буржуазию. Они были уверены, что весь мир стоит на пороге великой пролетарской революции, которая сметет с лица земли капитализм и навеки утвердит нерушимый коммунистический рай, и горели желанием внести свой вклад в это славное дело. Независимые социалисты сочувствовали взглядам коммунистов, но были не столь откровенны. Именно эта скрытность ставила их в зависимость от коммунистов, радикальные формулировки которых точно выражали суть дела. У социалистов большинства не было ни собственного мнения, ни отчетливого представления о желательной политике. Они колебались в нерешительности не потому, что усомнились в социалистических идеалах, а просто потому, что поняли: значительная часть немецких рабочих-социалистов всерьез воспринимала демократические пункты программы социал-демократов и не поддерживает отказ от парламентаризма. Социалисты большинства все еще верили в совместимость социализма и демократии и даже в то, что социализм может быть реализован только в демократическом сообществе, не понимая, что социализм и демократия несовместимы. Они не понимали, почему Германия должна перенимать русские диктаторские приемы и отказаться от принципов западной демократии.