Всеобщая история кино. Том. Кино становится искусством 1914-1920

Множество эпитетов, которые дает Мозжухин, — „нервозность”, „тяжелые от сдержанной страсти”, „мистические”, „садистски утонченный” — превосходно определяют кинематографию царской России в дни войны. Упадочничество, „достоевщина”, „санинщина” — эпитет Ленина по названию известного романа Арцыбашева — господствовали в киностудиях той поры, смерть и эротика смешивались в своего рода пляске смерти. Арцыбашев стал поставщиком сценариев для русской кинематографии периода первой мировой войны наряду с другими русскими бульварными произведениями — Амфитеатрова, Брешко-Брешковского и прочих.

Фильмы Мозжухина являлись как бы апогеем этого течения. Предоставим еще раз ему слово:

„Появился человек большого дарования. Александру Волкову, который был то переводчиком титров, то сценаристом, то актером, Тиман поручил руководство киностудиями в Ялте. Римский поставил „Чем ночь темнее, тем ярче звезды” [107], в которой он играл вместе с Орловой. Это была история человека, ослепившего себя добровольно, чтобы не видеть любимую женщину, обезображенную по воле несчастного случая. „Шквал” еще драматичнее. Муж уходит от жены к невесте сына. Девушка принимает яд, а жених пускает пулю в лоб. Фильм заканчивался тем, что родители смотрят на два гроба.

Таковы были фильмы той поры, когда вспыхивали трагические зарницы войны и революции.

Я снимался в одном из своих самых значительных фильмов — в „Danse macabre”; [108]сценарий написал я, а Волков снимал. Это была история дирижера; он галлюцинирует и сходит с ума во время исполнения „Danse macabre” Сен-Санса. „Кулисы экрана” — мой сценарий, постановка Волкова, в роли Мозжухина — Мозжухин, в роли Лисенко — Лисенко. Картина не лишена оригинальности. Затем вышел фильм, пользовавшийся большим успехом, — „Сатана ликующий”, созданный Волковым, Протазановыми мной. Сценарий походил на „Пылающий костер”, но был драматичнее”.

Творческая индивидуальность талантливого актера Мозжухина только растрачивалась во всех этих „нервозных, откровенных до жестокости”, а на самом деле нелепых и фальшивых драмах.

Вот имена других актеров, которые в те времена пользовались большим успехом у публики: Максимов, Лисенко, Ольга Гзовская, Гайдаров и, в особенности, Вера Холодная.

Вера Холодная дебютировала в кино в маленькой роли в картине „Анна Каренина”, поставленной в 1914 году Гардиным. Бауэр к 1915–1916 годам воспитал из нее известную актрису, которая приобрела особенно большую известность в 1917 году, снимаясь в фильмах Чардынина.

Актриса умерла в расцвете своей славы в 1918 году в Одессе от эпидемического гриппа. Распространение кино, та известность, которую оно принесло артистам, привлекли к нему внимание крупнейших театральных деятелей. В опере „Псковитянка”, поставленной А. Ивановым-Гаем для кино под заглавием „Царь Иван Васильевич Грозный”, снимался Ф. Шаляпин.

Ставили фильмы виднейшие представители символистского театра — Вс. Мейерхольд („Портрет Дориана Грея” и „Сильный человек”) и А. Таиров (кинопантомима „Мертвец” по произведению бельгийского писателя-натуралиста К. Лемонье). Картина Таирова прошла незамеченной. Что же касается фильмов Мейерхольда, то они обратили на себя внимание критики, но одновременно были признаны неудачными. Коммерческого успеха все эти картины не имели, и потому они не оправдали надежд финансировавших их постановку кинопромышленников.

Мейерхольд сначала думал экранизировать „Человека, который смеется” по Виктору Гюго или „Джоконду” по Д’Аннунцио. Но в конце концов решил поставить изысканный сверхдекадентский роман Оскара Уайлда „Портрет Дориана Грея”. Прежде чем приняться за постановку фильма, Мейерхольд поделился с друзьями своими взглядами на киноискусство. По его мнению, большинство актеров театра и балета доказали свою непригодность к киноискусству. Он считал, что не надо привлекать и актеров-профессионалов [109]. И он объявил в прессе в мае 1915 года:

„Первая моя задача — расследовать способности кинематографии, которые глубоко скрыты и не исследованы. К существующему кинематографу я отношусь отрицательно. То, что я видел до сих пор, только глубоко меня возмущало. К кинематографии у меня есть особенные теоретические подходы, о которых сейчас говорить преждевременно”.

Ритм монтажа Мейерхольда быстр и отрывист. В фильме 82 сцены, 3 части, что тогда было редкостью. На фильм пошло более 2 тыс. метров ленты; постановщик-актер и его труппа играли среди изысканно роскошных декораций, созданных Владимиром Егоровым. Мейерхольд тщательно, с большим вкусом выбрал обстановку. По словам Джей Лейды, он сделал все, чтобы окружить символическую историю, в которой было что-то жуткое, упадочнической роскошью.