Я исчерпал запас слов, что мог бы ему сказать.
Тоби громко откашлялся. Его ладонь скользнула в мою, и я крепко сжал вокруг нее пальцы.
Сделал глубокий вдох.
— Э, наверное, ты еще не знаешь… Еще не встречал, наверное… Эм. Это мой… партнер — Тоби.
Я ждал стыда, триумфа, гордости, да хоть чего-нибудь. Но остались одни голые и неоспоримые факты: когда-то мы с Робертом любили друг друга. Теперь Роберт любил Ноа. А я любил Тоби.
По собравшейся кучке адептов кинка прошла волна чего-то — удивления, любопытства, веселья. Мы с Тоби совершенно не походили на Роберта с Ноа. Не выглядели парой, смотрелись неправдоподобно, нелепо. Мои вкусы здесь прекрасно знали, равно как и мою доступность, предпочтение ни к чему не обязывающих встреч. И ради Тоби хотелось, чтобы этой осведомленности не существовало. Чтобы у меня не было такого прошлого. От него я себе казался вышедшим в тираж и отработавшим свое — слишком неравным обменом для всей его страсти и искренности.
Я боялся, что выставлял его в невыгодном свете. Что делал смешным.
И ненавидел себя за это.
Роберт тронул меня — мою руку — словно мы друзья, словно с какого-то хера имел на это право.
— Я счастлив за тебя. И рад знакомству, Тоби.
Я же до сих пор не знал, что сказать. Хотелось, чтобы он ушел, исчез вместе с Ноа и их гребаным хэппи-эндом и оставил меня и то, что было между нами с Тоби.
— Спасибо, — раздался в тишине голос Тоби. Понятия не имею, о чем он думал. Как вообще себя чувствовал. Ненавидел ли меня. — Мне так понравилась эта твоя техника с плетками. Просто офигенно.
Роберт ответил своей легкой улыбкой. Для него все было легко.
— Попробуй на Лори, он от нее без ума.
Я молча и умоляюще посмотрел на Роберта. «Пожалуйста. Не надо. Не надо, пожалуйста». Самое ужасное, что он не пытался поиздеваться, не думаю. Просто Роберт ушел так далеко от меня, от нас, что все это для него ничего не значило.
Но Тоби ответил смехом:
— Мужик, да мне бы с одной плеткой не облажаться, куда уж тут с двумя.
Это заразило смехом всех собравшихся. Большинство из присутствующих тут домов даже не мечтали когда-нибудь признать что-то подобное. И вот перед ними был маленький Тоби, который знал либо слишком много, либо слишком мало, чтобы стыдиться своих неудач, своей неуверенности, своей прекрасной и неидеальной человечности.
— То есть, — спросил чей-то чужой голос, который я то ли узнал, то ли нет, — ты его ни разу не порол?
— Они не так давно вместе. — Кажется, это была Грейс.
— О, Тоби, — сказал Роберт, — надо. Ему без плетки никак.
Я покачал головой, внутренне закипая от того, как беззастенчиво обсуждают мою персону, раскрывают все личное, выносят на публику, но, похоже, на меня никто не обращал внимания.
— Он так красив под хлыстом. Просто прекрасен.
— Он всегда красивый. — Мой Тоби. Такой до абсурдного верный. До абсурдного упертый. — И не бойся, дойдет и до плеток, как только буду твердо знать, что достаточно набил руку.
— Могу дать тебе пару советов, если хочешь.
Краем уха я улавливал одобрение аудитории. Кто же не любит поглазеть?
— Уверена, он и так справится. — Снова Грейс.
— Да ладно тебе, парень. — Это сказал какой-то незнакомец, с которым я, возможно, переспал или имел сессию. — Не стесняйся. Покажи класс.
За ним последовали другие комментарии — в большинстве своем сделанные из лучших побуждений, но все же унизительные из-за одной своей уверенности, будто Тоби должен тут что-то доказывать или зарабатывать какие-то погоны.
Его — или моя — рука вспотела. Мне отчаянно хотелось сказать, что он не обязан всех их слушать, что именно такого его я и хочу, такой Тоби мне и нужен, но я не знал, как найти слова. Как не сделать его слабым — слабее — в глазах всех этих людей.
— Так. — Я услышал нервное колебание в его голосе. — Это, конечно… э-э, здорово и все такое, но решать Лори.
Хуже ответа не придумать, даже если попытаться. Надо было что-то делать. Я плевать хотел, что окружающие думали обо мне, но мне не все равно на их мнение о Тоби. Точнее, становилось противно от самой мысли, что он им покажет себя — свое бесстрашие, свою ранимость — а они из-за этого перестанут его уважать, абсолютно не замечая ни силы, ни нежности, ни сладкой жестокости — всего, что делало его достойным самого искреннего подчинения, что я мог дать.
И я нашел слова и произнес, чтобы все слышали:
— Я сделаю все, что ты хочешь.
Что воспринялось как наше обоюдное согласие.
Я не стал возражать. И сказал правду — для Тоби я все, что угодно, сделаю. В том числе и это. И не позволю им высмеивать его или пренебрежительно смотреть.
Пренебрежительно смотреть на нас.
Нам расчистили место вокруг креста. Я унял дрожь в руках, расстегнул рубашку и скинул ее на пол. Конечно, собравшиеся наверняка видали и не такое, но все равно по телу забегали мурашки.
Роберт передал Тоби одну из своих плеток. Она неловко легла ему в руку — наверняка это совсем не его вес и длина. И не знаю, что именно он сделал — может быть, попытался найти центр тяжести или просто попробовал приноровиться — но ремешки хаотично взметнулись и закрутились вокруг его запястья. Он вскрикнул: