Всерьез (ЛП)

Это явно какая-то их междусобойная шутка или еще что, но Клевскоплеточный мужик — то есть Дом, получается, — кажется супердовольным. Сам он, пожалуй, ничего так, сексуальный, но настолько не в моем вкусе, что я вообще едва замечаю. Абсолютно никакого дзыньканья на радаре, и я уже начал свыкаться с мыслью, что для меня все сводится к дзыньканью.

— Э, то есть ты… типа в группе, да? — спрашиваю я.

— Мы иногда джемим с ребятами по вторникам вечером в «Северной звезде».

На этих словах Лори чуть встрепенулся:

— Нам надо как-нибудь прийти тебя послушать.

— Буду рад. — Дом улыбается и встает под скрип кожаных штанов. — Думаю, дальше вы сами справитесь.

И тут Лори внезапно такой: «Прости, что так и не позвонил тебе», а я такой: «Чего-о?», но, слава богу, не вслух.

Но Дом просто пожимает плечами:

— Я рад, что ты нашел то, что искал, — говорит он и на этом возвращается обратно внутрь.

Я кричу ему вслед: «Надеюсь, и ты найдешь», — но не уверен, услышал ли он.

Но я это не чисто из вежливости сказал. Человек он, похоже, хороший.

Тут приезжает наше такси, и всю дорогу до дома мы молча держимся за руки на заднем сиденье. Свет фонарей окрашивает Лори в оранжевую полоску, как будто он тигр. Очень усталый тигр, которому сегодня требуется много заботы и ласки.

— Знаешь что, — говорю я, когда мы наконец-то оказываемся дома, — давай не будем это повторять.

И Лори отвечает мне таким Взглядом.

— Знаешь, давай не будем.

Мы все еще по большей части молчим, но это хорошее молчание. Не «Лори держит меня на расстоянии»-молчание и не «нам надо поговорить»-молчание. По времени еще рано, но после того как Лори выпивает воды, мы все равно идем в кровать и просто лежим рядом, бок о бок.

И это невероятно романтично, как-то по-тихому нежно и необъяснимо.

Я приподнимаюсь на локте и разглядываю Лори с тупым таким выражением лица, и он разглядывает меня в ответ — ни капли не тупо — но серый цвет у него в глазах мягкий-мягкий, как лебяжий пух.

— Властитель для любимого я, а он — моя надежная страна[32], — шепчу я Лори. Не думаю, что он понимает, о чем я тут вообще, но все равно улыбается в ответ.

— Прости, что я сегодня облажался.

— Ты не облажался.

Говорит вроде искренно, но не уверен, что заслужил такое легкое прощение.

— Чуть было не облажался. Я не знал, что делать, и влип.

— Тут есть и моя вина. — Он смущенно отводит взгляд. — Я слишком зациклился на чужих представлениях о том, что важно. Спасибо, что ты, э-э, не такой.

Меня, прямо скажем, не радует, что подобное случается даже после тридцатника.

— А что если б я… в смысле, ты бы мне разрешил…

— Я знаю собственные границы, Тоби. — Он тянется за моей рукой и крепко ее сжимает. — Это было бы глупо, поскольку ни ты, ни я совсем не горели желанием, но и только.

— Я не хотел тебя подводить.

Он отвечает мне своей неуверенной улыбкой.

— Я тоже.

И на этом мы закрываем тему. Все такие взрослые и равноправные что пипец.

Да только обоим нам прекрасно известно, что это все моя — меня-придурка, блин — вина. Это я настоял на том, чтобы отправиться на вечеринку. А прислушался бы к Лори и тому, чего он хочет, вместо того чтоб витать в своих больных фантазиях, и не подошел бы тогда так близко к тому, чтобы по-настоящему его ранить.

По правде, я просто не могу… не могу… сейчас думать. Ни о деде. Ни обо мне. И чего Лори не осознает, так это что, каким бы он ни был добрым, сколько бы меня ни обнимал, трахал или так старательно пытался понять, эти выходные все равно всего лишь перевалочный пункт. А за ними ждет жизнь без деда.

Просто спираль одинаковых дней в засаленном кафе, уходящая в вечность.

И я боюсь, и я один, и я не знаю, что делать.

Мне казалось, что скорбь — это будет типа круто и возвышенно, такая изысканная печаль. А на самом деле это самая низменная вещь, что я знаю. Чувствую себя диким зверем, потерянным и скребущимся. И все, чего мне хочется, это снова повидать деда. Хочу снова посмотреть ему в глаза и разглядеть там любовь. Неизменную и непоколебимую. Какого хрена я не ценил этот подарок? Почему не был за нее благодарен каждый день моей несчастной отстойной жизни? А просто принимал как должное.

Как солнце и луну.

Луна убывает, и солнце встает, и дед меня любит, и все будет хорошо. А сейчас только часть из этого все еще правда. И слава богу, что Лори спит и не видит, как я обливаюсь тут в темноте жалобными слезами по себе.

Он, конечно, захочет меня утешить, но я не знаю, как принять его утешение.

Я знаю так много и так мало об этом мужчине, что все оно расплывается в голове — мелочи, вроде его любимого вида яичницы или какой звук он издает, когда кончает, и важное, как представлять его идущим навстречу бомбе по рельсам метро или эти его отношения, которые случились, когда я еще даже пешком под стол не ходил.

И тот факт, что и он меня на самом деле не знает. А только думает, что знает.

Так что я лежу, заглушаю всхлипы ладонями и думаю, через сколько времени Лори тоже меня покинет.

В какой-то момент я вроде все-таки засыпаю, но сплю плохо. Как и всегда в последнее время.