Всерьез (ЛП)

Я ныряю в меню, и Лори позволяет мне заказать и для него тоже. Он меня немного балует, и хотя что-то кинковое у нас случается только в сексуальном смысле — по правде, это единственный смысл, где я хочу делать что-то кинковое, а в остальное время дайте мне просто парня, пожалуйста, — кажется, сейчас мы почти что флиртуем на грани. Я практически на сто процентов уверен, что дальше никогда и не зайдем, но нам обоим очевидно, что для каждого в этом есть свой кайф. Мне нравится выбирать для него, а ему — когда для него выбирают.

Лори чуть краснеет, когда я завладеваю вниманием официанта, но парень либо отлично вышколен, либо очень хороший человек, либо просто привык уже спокойно относиться к любым раскладам чужих взаимоотношений, потому что хоть он и говорит с нами обоими, но решения дает принимать мне и отвечает на все мои вопросы. А у меня их миллион.

Мы заказываем свиную грудинку с улитками. Корочка хрустящая и одновременно очень бархатистая, а к улиткам подается морковное пюре с печеным чесноком, и это оказывается такой идеальный, сочный и естественный контраст. Я почти что впадаю в гастрономический экстаз, а Лори комкает салфетку у себя на коленях и шипит, чтобы я прекратил уже заниматься любовью с едой.

Это немного отрезвляет, и не из-за самих слов, а потому что сейчас мне нельзя позволять себе чувствовать такое счастье. Не после смерти деда и перед понедельником, стремительно надвигающимся, словно поезд в туннеле.

Но Лори его замечает — изменение в моем настроении — и держит меня за руку поверх стола. Прямо на людях со всеми вытекающими. Я цепляюсь за него и даю ему себя успокоить. Он говорит мне то же самое, что повторял все выходные: это нормально, и я совсем не больной, и иногда мне будет грустно, а иногда — нет, и правил здесь не существует. И если я не каждую минуту буду в печали, это все равно совершенно не значит, что любил деда меньше, чем на самом деле.

Я понимаю. Правда. Если рассуждать логически, то он все правильно говорит. Но между нами — между мной и миром — словно есть что-то такое… какая-то корка, о которой я знаю, но через которую никак не пробьюсь. Пытаюсь напомнить себе, что дед не был, там… психопатом. Ему бы не хотелось, чтобы я ходил весь несчастный. Но так почему-то даже еще хуже, ведь сейчас дед уже мертв, и все. Больше он ничего не сможет хотеть для меня или от меня.

И я не знаю, как должен это пережить. У меня словно голова кружится, только прямо в мозгу и постоянно. Будто вот-вот упаду. Я не хочу возвращаться на работу. Хочу остаться с Лори. Хочу, чтобы он повез меня в Париж. Хочу, чтобы держал, пока все не перестанет кружиться, и я опять не стану достаточно сильным, чтобы стоять на своих двоих.

В общем, пипец какое жалкое ничтожество.

И потом, если не выйду на работу, Джо меня наверняка уволит, и придется решать, как быть дальше. А я не могу. Просто не могу сейчас этого делать.

В качестве основного блюда я выбрал буйабес, который, как Лори — кажется, опять пытаясь меня рассмешить — признается, он бы сам никогда не заказал, потому что не смог бы произнести[33] и потому что не знает, что это вообще. Так что я какое-то время задвигаю ему про марсельский буйабес — то есть, проще говоря, выпендриваюсь, пока вновь не начинаю хоть маленько чувствовать себя прежним. Одна порция рассчитана на двоих, и ее подают в огромном таком медном котелке, что ли, вместе с ломтиками подрумяненного багета и соусом руй. И оказывается, что делить на двоих чан густого супа прохладным зимне-весенним вечером — это на удивление романтично.

По-моему, он в основном сварен из хека, а не морского ерша, но в бульоне такое прекрасное количество шафрана, что мне, пожалуй, и правда хочется заняться с ним любовью. Даже Лори, кажется, слегка дуреет от офигительной вкуснотищи.

Мы заканчиваем десертом из медового мороженого с толчеными сотами, на счет которого у меня есть некоторые сомнения, поскольку я убежден, что это будет слишком приторно. Но нет. Непонятно как, но вкус у него тонкий. Наверное, за такую хрень и дается звезда Мишлена.

Это я и обсуждаю с Лори, пока мы хрустим сотами, и сам не знаю, как… с чего… в общем, я то ли как-то слишком расслабился, то ли слушал вполуха, то ли из-за того, что весь такой по уши влюбленный и под гастрономическим гипнозом, но когда Лори спрашивает: «Ты ведь однажды откроешь свой собственный ресторан?» — я отвечаю: «Да».

И меня тут же охватывает ужас.

Потому что раз подумав или сказав такое, все, что ты сделал — это дал себе еще один повод облажаться.

Или вещь, которую у тебя отнимут.

Этой ночью мы не занимаемся сексом. В первый раз в жизни. Но я слишком счастлив, и опечален, и в страхе перед завтрашним днем, а в качестве вишенки на торте еще и переживаю из-за отсутствия секса — а вдруг для Лори это важно? Но похоже, что нет. Он просто обнимает меня, ставшего очень-очень маленьким. Слишком маленьким для чего-либо.

И все потому, что мои выходные с Лори закончены, и надо возвращаться к Сальному Джо и той жизни, что я случайно для себя построил, и которую не знаю, как жить и как изменить.