Всерьез (ЛП)

— Около трех утра, пожалуй, но завтра у меня выходной. — Я видел, как он горел желанием задать миллион личных вопросов. — Так что, — быстро продолжил я, — все нормально.

Высыхающие волосы снова скрутились на концах, и он рассеянно намотал на палец длинную прядь.

— Не хочешь составить мне компанию?

— Лучше не стоит. — Я даже похвалил себя за то, как ровно сумел это сказать.

— Не обольщайся. Я не имею в виду потереть мне спинку, просто поговорить.

Вместо того чтобы погрузиться в фантазии о струях воды на гладкой мокрой коже под моими ладонями, я взглянул на него исподлобья.

— Да все ты имеешь.

— Ладно-ладно, имею. — Он на секунду удержал мой взгляд и отвернулся, уголки губ нахально дернулись вверх. — Ну, а что ты сделаешь? Не вышвырнешь же меня на улицу? Хотя...

Не надо было смеяться, его это только раззадорит.

— У тебя вообще пощады не проси, да?

Он тут же встрепенулся и уставился на меня своими глазами, словно стрелами — смертельно острыми и с кобальтовыми наконечниками.

— Проси. Очень даже проси. — В его голосе появилась хрипотца. — Я дарую пощаду, когда есть нужный стимул.

— Ну, я тебя больше не стимулирую. — У меня, напротив, был тон доведенного до ручки учителя. — Так что залезай уже.

— Но ты ведь останешься, да?

Господи. Как он умудряется так быстро переходить от коварства к беззащитности? У меня голова шла кругом, и я чувствовал сладкую беспомощность в этих путах из шелка и озорства.

— Может, тебе еще и сказку на ночь почитать?

— Винни-Пуха?

— Залезай, а то я тебя утоплю сейчас в этой чертовой ванне.

Он царственно махнул рукой.

— Тогда отвернись.

Я вздохнул и отвернулся.

Шорох упавшего полотенца. Потом плеск и сдавленный вскрик.

— Ч-черт, горячо.

— На то она и ванна.

Я рискнул взглянуть через плечо, и когда это не повлекло за собой визгов и криков об оскорбленном достоинстве, затянул потуже халат и присел на мраморную ступеньку, ведущую к утопленной в полу ванне. Все же менее унизительно, чем устроиться на сиденье унитаза, но я все равно почему-то чувствовал себя как… прислужник, консорт, игрушка для капризного принца-подростка.

И часть меня пищала от восторга.

Я представил немилосердный холод камня под коленями. Как оттягивают кожу цепи на запястьях и щиколотках. Может быть, даже щиплющий вес зажимов на сосках… может… может, и другие издевательства. Ему же захочется украсить свои игрушки.

«Господи, о чем я думаю?»

Мне вдруг стало тяжело дышать в этой наполненной паром комнате, и я отвернулся, стараясь найти более удобное положение в коконе липкой жары.

Мой гость, мой позор, мой воображаемый королевич свернулся на одном конце ванны, подтянув ноги к груди, и мне были видны только бледные бугорки его коленей, возвышающиеся из мыльных облаков. Он широко улыбнулся.

— Я бы не заставил тебя читать мне Винни-Пуха, правда.

Я почувствовал ловушку, но не представлял, какую форму она примет.

— Рад это слышать.

Повисла пауза. Он бездумно водил пальцем по пене, делая в ней дорожки.

— Ты бы мне читал что-нибудь другое.

Я твердо приказал себе не спрашивать, что именно. Подвох был слишком очевиден.

— Как насчет… — лукаво прищурился он. — Как насчет…

Закрой глаза его ясные, и пусть он противится,

Свяжи легкие члены его против воли.

В губах его пусть твои змеи поселятся,

Руки его твои изуверства множат.

Я спрятал лицо в сгибе локтя, опершись им о бортик ванной. Я бы не вынес сейчас его взгляда — только не оголенный до костей под лезвием его слов.

Днем твой голос пронзает его, на закате

Он во снах тебя видит и стонет.

Разжигай его пламя в ночи, подчиняй, и пускай же

Наяву и в плену снов он колени преклонит.[5]

Звук, вырвавшийся у меня из груди, хоть и приглушенный, эхом отразился от плитки и каким-то образом стал невозможно громким, невозможно беззащитным. Понятия не имею, что это за стихотворение, но слова впились в меня как репей.

И да — для него, для его удовольствия, я бы их повторил. Для моего безжалостного, улыбающегося принца.

— Как тебя зовут? — спросил он.

В тот момент я принадлежал ему и потому ответил.

— Лоренс Дэлзил. Большинство зовут меня просто Ди.

— А в клубе называли Лори.

— Лори — это для друзей, — резко поправил я его.

— Я буду звать тебя Лори.

Я приподнял голову.

— Ты будешь звать меня так, как я скажу.

— Я с прицелом на будущее.

— Друзьями мы в будущем не станем.

Он уставился на меня сквозь угольно-черную челку намокших ресниц и моргнул. Я почувствовал себя последним козлом.

— Пожалуйста. — И глаза его стали огромные-огромные. — Пожалуйста, можно мне звать тебя Лори? Мне так больше нравится.

Этому ребенку только палец дай. Хотя можно подумать, я с самого начала того не знал.

— Ну ладно, ладно. — Не самая изящная капитуляция, но когда они такими вообще бывали?

Он брызнул на меня водой. Озорной завоеватель.

— А я — Тоби. Тоби Финч.

Я понятия не имел, что сказать — для «приятно познакомиться» было уже несколько поздновато — и просто кивнул. Тоби. Его зовут Тоби. Кажется, будто я об этом всегда знал.