Всерьез (ЛП)

— Я не уверен, что еда здесь сыграла большую роль.

— Да-а. Проверим?

Он протянул мне половинку креветочного чипса, которую я оглядел с подозрением. Но раз это было от Тоби, и мне нравилось доставлять ему удовольствие, я вытянулся и ухватил чипсину. И понял задумку, когда его пальцы скользнули мне в рот, начав облизывать и посасывать их с неприкрытыми стонами, словно это был его член.

Закончилось все тем, что стоило выпустить пальцы, как он тут же опрокинул меня на спину, вытянулся сверху, и мы мягко довели себя до экстаза поцелуями и прикосновениями, лениво потираясь друг о друга сквозь слишком много слоев одежды. Не самый эротичный сексуальный опыт моей жизни, но мне было так хорошо, просто до самой последней клеточки, что сложно даже сказать, почему.

Время потеряло смысл на полу гостиной. Остался только Тоби — такой жаркий, костлявый и юркий. Как он, с задранной футболкой и приспущенными до колен джинсами, терся о мое бедро, периодически задевая и член. Как челка лезла ему в глаза, как он мокро целовался, а к запаху пота и возбуждения грубо примешивались запахи оставшейся еды. Джинсовая ткань натирала мне кожу, а задранная полурасстегнутая рубашка жала подмышками, и тем не менее, кончил я раньше него, практический неожиданно для самого себя — удовольствие поднялось из какого-то полузабытого места в глубине тела.

Тоби исходил своими обычными литаниями признаний в любви и ругательств, затем дернулся, замер и выплеснулся прямо на меня. И пока он вяло пытался вытереть нас салфетками, я огорошенно разглядывал потолок, размышляя, как и почему в мою жизнь опять вошла подростковая возня в одежде.

— Зашибись. — Тоби собственнически закинул на меня руку. — Это было круто.

Какое-то время мы сыто валялись в тишине, и я чуть было не заснул, но тут Тоби отвел голову назад, чтобы лучше меня видеть, и спросил:

— Так значит, когда в небе стрекочет красный вертолет… это ты пролетаешь?

— Иногда. Ночью мы ездим на машине. Но у меня такие смены бывают только пару раз в месяц, а в основном, я принимаю пациентов в больнице и занимаюсь остальной нудной работой, вроде оформления бумажек и подготовки младших врачей.

— А у тебя так мало смен, потому что это очень… хотел сказать «стрессовая», но наверное, «интенсивная работа» будет правильней?

Да, «интенсивная» здесь больше подходит. Секунду спустя я кивнул.

— И на что тебя взывают?

— Да на все. Аварии, поножовщина, стрельба, производственные травмы, сердечные приступы, падения с большой высоты. Куда требуется, туда и выезжаем. На взрывах в лондонском метро я тоже был.

— Что, серьезно? — Он приподнялся, оперевшись на локоть. — Ничего себе, я тогда… еще, ну, в школу ходил.

— Спасибо, что напомнил, как ты отвратительно юн. — Я вглядывался ему в глаза, куда менее задетый, чем стоило бы, таким доказательством всей той пропасти, что пролегла между нами. Возможно, потому что именно сейчас ее не существовало. Мы просто принадлежали друг другу в том мире, который сделали сами.

— Было очень странно, как будто назавтра наступят праздники, только наоборот.

Я притянул его обратно в кольцо своих рук, куда он так хорошо помещался, и где я мог его оберегать.

— Нас отпустили с уроков до конца недели. — Он вздохнул и на секунду не был похож на привычного Тоби. Как будто стал меньше и слегка выцвел. — Блин, я потом еще столько времени так боялся — пипец. И главное, все повторяли: «Ах, вы такие храбрые». Как будто можно сознательно заранее свалить подальше, когда часть твоего города взрывают с помощью перевозящей в нем из пункта А в пункт Б таратайки.

Он снова затих, и мне тоже не нашлось что сказать. Мои мысли полностью занимал бесконтрольный страх перед миром и всевозможными способами, которыми он мог навредить моему Тоби. Как мало я сам мог сделать, чтобы защитить его. Глупо, эгоистично и даже в чем-то высокомерно. Боль — это одна из неизбежных сторон жизни, и мне пора научиться доверять, что он справится со своей, раз я доверял ему с моей собственной.

— Я тоже помню, — нерешительно произнес я, практически против воли, словно сделал своеобразное приношение. Он вскинул голову.

— Да?

— Да. Помню… Помню, как шел по путям до нужного мне места. Мимо людей. Они были ранены — возможно, кто-то уже умирал — и звали меня, друг друга и Бога, каждый из них потерянный во тьме. А я молча проходил мимо, потому что… потому что без меня они, возможно, умерли бы, но за ними были те, кто точно умрут. А за ними — те, ради кого я даже не стал бы пытаться.

— Но ведь после бомб часто бывают повторные взрывы и все такое, разве нет?

— Иногда.

— И ты все равно пошел.

— Это моя работа. Наверное, мне было очень страшно, но я об этом не думал.

— Ты один из моих самых любимых людей во всем мире. — Он потерся носом мне под подбородком, как чересчур любвеобильный кот. — И ты иногда просто взрываешь мне мозг.

Я не знал, как лучше ответить, и просто откашлялся — обрадованный, смущенный и слегка ошарашенный. А что тут скажешь? «Ты мне тоже»? Потому что он взрывал — своей честностью, игривостью и неожиданной силой.