Всерьез (ЛП)

— Потому что ты для меня никакой не компромисс. — Он вытянулся и оставил на моих губах легкий поцелуй. — Ты именно тот, кого я хотел, просто мой идеал.

Я покраснел. По-настоящему покраснел. Только из-за невинного поцелуя и комплимента.

— Никто не идеален, Тоби.

— Вот знаешь что было бы хорошо? Если бы ты хоть иногда пробовал поверить в меня. В нас. И когда-нибудь мог бы даже взять и типа пойти мне навстречу, вместо того, чтоб заставлять сражаться за каждый клочок тебя, как будто ты херова Сомма[21].

Его большой палец наглаживал мое запястье. Даже и не знал, что оно у меня такое чувствительное, но от прикосновений Тоби пульс участился.

— Значит, все-таки неидеальный.

— Ну, тебе можно кое над чем поработать, — улыбнулся он. — Больших усилий не потребуется. А у меня тогда будет сексуальный, умный, добрый и интересный парень, который захочет любить меня в ответ. — И, не дав шанса хоть что-то сказать, а точнее, запротестовать, он продолжил: — Со мной можешь не выбирать между тем и этим. Потому что и все, что там, и все, что тут, — ткнул он себя пальцем в грудь, как обычно промахнувшись мимо сердца, — для меня в них разницы нет, понимаешь? Это просто причины, по которым ты мне нравишься.

В тот момент я не мог себе позволить размышлять над его словами. У Тоби находилось слишком много способов оголить меня. Внезапно тело пробила дрожь, когда я вспомнил, как стоял для него на коленях, как надел для него на руки цепи, мучился для него, умолял. Вспомнил дикий блеск в его глазах. Как я заставлял его вскрикивать, и стонать, и улетать просто от моей беспомощности. Просто от того, что принадлежал ему.

— Хорошо, — сказал я.

Он со смехом разжал руки.

— Однажды наступит день, когда ты перестанешь быть Соммой и станешь… ну, типа… Занзибаром[22].

— Э-э, в смысле, что меня хватит на тридцать восемь минут?

— В смысле, что просто перестанешь сопротивляться. — Он вытянул шею и легонько подпихнул мой нос своим. — Знаешь, ничего страшного не случится, если ты периодически по собственному желанию будешь говорить мне что-нибудь приятное. Я не стану от этого считать дни до свадьбы.

Вместо ответа я его поцеловал. Уступка, извинение, обещание. А после он улыбнулся мне во весь рот.

— Слушай, уж если мы здесь, можно еще раз заглянуть в волшебную шкатулку?

Причин для отказа не нашлось, поэтому мы встали с крышки, и я спустил Тоби на содержимое сундука. И пока он копался, я разглядывал серое утреннее небо за окном, стараясь не обращать слишком много внимания на позвякивания и постукивания.

— Лори?

— Что, милый?

— Ты не подойдешь? Я в этом ни хрена не разбираюсь.

Вот так я и оказался на полу рядом с Тоби в окружении секс-игрушек, словно мы сошли с картинки самого разнузданного Рождественского утра, какое только можно вообразить. Назначение большинства предметов, слава богу, было очевидно, плюс Тоби как-никак вырос в эру интернета, так что до практической демонстрации все-таки не дошло. Но не стану отрицать, насколько приятно — из разряда невероятной и пробирающей до мурашек смеси предвкушения, страха и наслаждения — было смотреть на него и представлять себя во власти Тоби и всего содержимого сундука.

— Так, вот этому, — объявил он, — по виду самое место на кухне.

Господи ты боже мой.

— Нет, Тоби, не на кухне.

— Оно как будто одно из этих, ну знаешь, хитромудрых приспособлений для отделения белков от желтков, пользы от которых маловато, потому что для таких вещей есть руки.

Я многозначительно на него посмотрел.

— И увидел Бог Адама, созданного по образу и подобию Своему, и подумал Он: «Надо бы снабдить его конечностями для отделения белков от желтков», и дал Он человеку две руки, и стали белки отделяться от желтков, и увидел Бог, что это хорошо.

Тоби хихикнул — хихикнул, по-другому даже не назовешь — и я улыбнулся ему, захлебнувшись беспомощной радостью от того, как сумел рассмешить, и как естественно, как легко мне было с ним сейчас, когда уже не надо постоянно следить за собой, чтобы, не дай бог, каким-то образом не проявить свое неравнодушие. Пусть даже часть меня до сих пор упиралась и называла это безрассудством.

— Ну а для чего же оно тогда? — спросил он.

— Это просто такое эрекционное кольцо, Тоби.

— Вернее, эрекционные кольца, правильно? — позвенел он всей конструкцией.

— Они называются «Врата ада».

Вдруг он улыбнулся, как тогда в «Извракратии»: слишком широко, слишком ослепительно, слишком дурашливо, с выглядывающим из-под края губы кончиком клыка.

— Ты бы в них обалденно смотрелся. Можно я на тебя надену?

— Что, прямо сейчас?

— Спокойно. Не, в смысле… потом как-нибудь.

Мой член капитулировал и затвердел, словно в мазохистском предвкушении грядущей неволи.

— Ты же знаешь, что можешь.

— Знаю, просто люблю слушать, как ты соглашаешься. — Он обвел пальцем самое широкое кольцо. — Больно?

— Да, но я не против. Если тебе хочется.

Он заинтересованно склонил голову к плечу.

— А кончить с ними можешь?

— Возможно. Если ты… — Мой выверенно ровный голос слегка дрогнул. — …меня заставишь.