Всеволод Бобров

Команда отправилась домой поездом, а Бориса Аркадьева «депортировали» самолётом. Валентин Николаев рассказывал: «Борис Андреевич был срочно вызван в Москву, куда и улетел ближайшим рейсом. Потом мы узнали, что первую ночь на родине он провёл не дома, а там, куда по ночам только вызывали. Пока обошлось. Под утро появился дома. Расстроенный, в подавленном состоянии духа...»

Разговор с наставником сборной в «инстанции» был суровым. Десятилетия спустя в интервью Аркадию Ратнеру для журнала «Футбольная правда» дочь Аркадьева Светлана Борисовна признавалась: «Я как-то невольно подслушала его разговор и страшную папину фразу: “Не знаю, что делать. С собою, что ли, кончать?” Можете себе представить реакцию мамы и мой ужас».

Михаил Якушин писал: «Настроение у всех было ужаснейшее. Обидно было до слёз — три игры бились изо всех сил, но ничего не добились.

Я и сейчас считаю, что команда у нас тогда была одной из лучших на олимпийском турнире... И играла та команда неплохо. Было бы чуть побольше у её футболистов и тренеров опыта международных соревнований на уровне сборных и не сложились бы так трудно наши матчи, думаю, уже в то время мы могли бы завоевать одну из медалей Олимпиады.

Всю команду немедленно отправили домой. В Хельсинки оставили только меня посмотреть заключительные матчи олимпийского турнира, поучиться, так сказать, на лучших примерах. Я и стал свидетелем отличной победы великолепной венгерской сборной в финале над югославами — 2:0».

Предложение задержаться в финской столице и досмотреть олимпийский турнир Романов сделал и Всеволоду Боброву. Но капитан отправился в Москву вместе с товарищами.

Вспоминая впоследствии игры с командой Югославии, Бобров говорил: «Моей страстной мечтой было выиграть Олимпийские игры 1952 года. Увы, не удалось, хотя мы были к её осуществлению ближе, чем многие об этом думают. Подвели две роковые ошибки защиты в повторном матче с Югославией».

В своей книге Всеволод Бобров итоги выступления на Олимпиаде подвёл так: «К сожалению, до сих пор о ней писали очень мало и очень стыдливо, как о чём-то недостойном...

Поэтому сейчас я считаю своим долгом, делом своей чести реабилитировать в глазах общественного мнения сборную 1952 года и всё, что она сделала.

Во-первых, я уже отмечал выше, что сборная формировалась наскоро, в пожарном порядке и, по существу, не имела времени для нормального учебно-тренировочного режима.

Во-вторых, нельзя забывать, что это было наше первое за всю историю советского футбола выступление в официальном международном турнире вообще и на Олимпийских играх в частности.

В-третьих, в упорной и равной борьбе мы уступили сильнейшей югославской сборной, ставшей впоследствии финалистом олимпийского турнира. И хотя мы выбыли из соревнований — от проигрыша никто не гарантирован, — славы и репутации советского футбола не уронили».

О своём личном вкладе Бобров, понятно, не рассказал. За него это сделали другие. Например, Игорь Нетто: «Такого, как Бобров, не было ни у болгар, ни у югославов. Да и сейчас, если говорить откровенно, я не вижу ему равных по классу, а главное, по характеру бойца». И знаменитый форвард сборной Югославии Степан Бобек признавался: «Перебирая страницы прошлого, я невольно возвращаюсь к олимпийскому матчу против советской сборной. Игра Всеволода Боброва в этом матче превзошла всё, что я видел за свою долгую футбольную жизнь. Это был великолепный мастер и непревзойдённый боец».

Сказано это было в 1965 году, когда перед взором Бобека уже прошли Ференц Пушкаш, Альфредо ди Стефано, Пеле и многие другие футбольные гиганты...

По общему признанию и советских, и зарубежных специалистов, лучшими в советской команде были Всеволод Бобров и Василий Трофимов. Назвав Боброва Ферзём, Аксель Вартанян Трофимова обозначил как «лёгкую фигуру». Неправ был летописец. Применительно к шахматной терминологии Трофимов заслуживал определения «тяжёлая фигура».

Александр Нилин из общения с ними вынес такое суждение: «Интересно, что ни Бобров, ни Трофимов никогда не распространялись о своей вовсе неплохой игре в том злополучном матче с югославами, никогда и нигде не смаковали, например, подробностей тех ситуаций, что позволили им поразить ворота противника.

Лидеры по своей спортивной сути, они переживали, вероятно, что им не удалось переломить весь ход игры. А некоторые удачи они себе в заслугу ставить не хотели. Отделять же себя от неудачно сыгравшей команды не считали возможным.

Однако строгость критики в адрес проигравших представлялась им излишней...»

Что же касается сожаления Всеволода Боброва о том, что о выступлении сборной СССР на той Олимпиаде мало писали, сие упущение спортивные журналисты давно наверстали. Более того, разгорелись горячие споры вокруг некоторых моментов олимпийского дебюта сборной.