Автор теорий, пригодных для всего футбола, Аркадьев считал свою команду и её игроков особым случаем. И навязывал свои решения с большим тактом и осторожностью, проявляя кутузовские терпение и мудрость. И до конфликтов с исполнителями дело никогда не доходило.
Якушин же нередко оказывался в конфликтных отношениях с лучшими своими игроками — Бесковым, Трофимовым, Хомичем. Конечно, как прирождённый дипломат, он умел сглаживать острые углы. И сам рассказывал, что во время сборов просыпается часов в пять и долго-долго обдумывает предстоящий ему разговор с кем-либо из динамовских лидеров».
Борис Андреевич старался не делать замечаний Григорию Федотову, Всеволоду Боброву, Владимиру Никанорову: если первый в случае несогласия просто отмалчивался, то двое других могли возразить и пуститься в спор. На установках перед играми, объявляя состав, Аркадьев обычно говорил Боброву: «Всеволод, а вы играйте так, как в прошлый раз». Борис Андреевич знал, что, когда Бобров был в форме, не травмирован, понукать его к более активной игре не следует, Всеволод наверняка будет действовать в полную силу, что называется, выложится до конца.
Владимир Пахомов отмечал: «Аркадьев не был цербером, а являлся сторонником сознательной дисциплины. О слабостях своих игроков он был прекрасно осведомлён. При этом команда усердно пахала на предсезонных тренировках. А согрешив и нарушив режим, армейцы не жалели себя в бане.
Но в команде практиковались и своеобразные самосуды, когда не тренер, а сами футболисты разбирались с нарушителями. Как-то всё чаще стал подводить команду центральный защитник Кочетков. Его критиковали, увещевали, но напрасно. И тогда Гринин, Бобров, Никаноров и Нырков решили поговорить с нарушителем “по душам”. Они взяли кеду 45-го размера и отвесили провинившемуся по пять раз ниже спины. Особенно тяжёлой оказалась рука у Никанорова, до войны занимавшегося греко-римской борьбой. И самосуд подействовал на Кочеткова лучше всех проработок.
Много раз доставалось от партнёров и Дёмину — бесхарактерному таланту. Он никогда не обижался на самосуды, однако пересилить себя во многих случаях не мог, уповая на парилку. Пока сил хватало, входил в списки лучших...»
Зинаида Гринина припомнила: «Все ребята из ЦДКА носили одинаковые буклированные кепки и портфели. С чемоданчиками ходили динамовцы». Штрих для колорита любопытный.
Именно в таком портфеле как-то Алексей после матча принёс свою экипировку — гетры, трусы, майку, щитки. Зинаида увидела, что они мокрые: «Леш, ну зачем ты сам стираешь-то? Приноси домой, я всё сделаю!» Изумилась, услышав в ответ: «Эх, дорогая, ведь это ж пот мой...» — «После этого я три раза думала, прежде чем отдать 200 рублей за чулки с чёрной стрелкой. Знала, как достаются», — призналась Зинаида Ивановна.
Но и динамовцы проливали не меньше пота в матчах и на тренировках. В отличие от Александра Соскина автор этой книги убеждён: преимущество ЦДКА во многом определяло то, что на современном спортивном сленге именуют «химией» — внутрикомандное настроение. Армейцы были дружнее. Об этом спустя много лет высказался не без досады Алексей Хомич: «Они и пили вместе, а мы — поврозь».
Эта фраза, став своего рода клише, разошлась по многим изданиям. Но существует и развёрнутый вариант высказывания Хомича: «После каждого матча мы разбегались по домам, а армейцы не спешили разлучаться. Вместе, дружеской компанией за кружкой пива или приняв на грудь чего покрепче, они обсуждали ход закончившейся игры. Всегда вместе отмечали победы и дни рождения, окончание чьей-либо холостяцкой жизни, появление детей. И это было у армейцев в традиции». В качестве подтверждения приведём слова Всеволода Боброва: «В успехе нашего партнёрства многое шло от дружелюбия».
При этом отношения между игроками команд-соперников были в большинстве дружескими. Валентин Николаев вспоминал: «Помню, играем с динамовцами, а Сергей Соловьёв пробегает рядом и негромко: “Валя, Володя, после игры — на западной”. И мы с Дёминым уже знаем, о чём речь. А дело в том, что на западной трибуне “Динамо” был буфет, а старшая буфетчица — хорошая знакомая Серёги. И вот мы, все вместе, после игры шли посидеть к ней в буфет».
В 1973 году Александр Соскин записал интервью с Всеволодом Бобровым, которое опубликовал в книге «Откат»: