— Прекрасные. Против динамовцев было приятно играть — уж очень классные были, а между играми общаться. Может быть, не со всеми. Некоторые были амбициозны. С Бесковым играть было в удовольствие, друг друга понимали, когда взяли меня с собой в британское турне “Динамо” 1945 года, но личной приязни никакой. Мне кажется, Якушин повёз меня туда без охоты, однако был вынужден. Руководство-то побаивалось поражений, вот и укрепляли “Динамо”. С большинством там сошёлся. У некоторых в гостях бывал, а они у меня. Лёня Хомич, Вася Трофимов — они попроще... Я ценю простых, ясных ребят. У нас в ЦДКА почти все были такие, негонористые».
В интервью «Спорт-экспрессу» Валентина Федотова отвечала на вопросы разного толка:
Мне Башашкин потом говорил, что воспитывался он не тренером, а этой пивнушкой и тётей Валей, всеми этими послематчевыми разборками, в которых он учился понимать игру».
Эта тема была продолжена в интервью Зинаиды Грининой, у которой с «атаманшей» Федотовой были сложные отношения:
— Ещё как дружили. Мы знали всех родственников. Помню, как гуляли на свадьбе сестры Ныркова... В нашем доме жили пять человек из нападения ЦДКА: Дёмин, Гринин, Николаев, Бобров, Федотов. Военный министр Булганин ордера подписывал.
Они иногда собирались в кафе, тётя Маша им накрывала. Под пиво разговаривали. Матом ругались отчаянно, пар выпускали после матча. Я всегда знала, где искать, если после игры долго не идёт. Как меня видят, говорят: “Только тебя не хватало. Заканчиваем, ребята...”
Раза три прекращала их беседу — и тогда все вваливались в нашу квартиру. Федотов редко к нам заходил, его сразу Валентина Ивановна забирала. А вот Дёмин с Николаевым постоянно бывали. Нашу квартиру особенно любили. Как лететь за границу, непременно на кухне собирались, кто-то даже с ночёвкой оставался. Автобус подходил к нашему подъезду».
В одном воспоминании фигурирует «тётя Валя», в другом — «тётя Маша». Да и заграничных вояжей всего-то было два. Это ли важно?
В ЦДКА была более свободная, раскрепощённая атмосфера. И создавалась она прежде всего Борисом Аркадьевым. Он знал, когда нужно закрутить гайки, а когда отпустить. Тренер умел окрылить своих подопечных.
Именно это и отмечал Всеволод Бобров: «Самым ценным качеством тренера Аркадьева считаю его удивительное умение поддерживать в своих учениках свежесть чувств, постоянную жажду игры, большую любовь к футболу. Мы, уже тогда заслуженные-перезаслуженные, выходили на каждый матч как на праздник. Мы отдавались игре целиком, самозабвенно. Эту ребячью жадность к мячу, к футболу поддерживал в нас тренер. Великое счастье обладать такой способностью!»
Но не только Борис Аркадьев способствовал эмоциональному подъёму футболистов.
Весьма наглядно обрисовал ещё одно важное обстоятельство всё тот же Александр Соскин: «Различия распространялись и на клубную атмосферу... Сказывалась прежде всего ведомственная принадлежность динамовской команды: младшим по званию полагалось беспрекословно слушать старших, а грубость выражений и безапелляционность суждений генералов, то и дело торчавших в раздевалке, подтрибунных помещениях, имевших привычку нагрянуть иногда и на сборы, делало обстановку в команде перенапряжённой, и, пожалуй, лишь Якушину иногда удавалось смягчать её.
ЦДКА же негласно курировал маршал артиллерии Воронов, больше склонный не к окрику, а к заботе и моральной поддержке, и этот тон старался выдерживать ходивший под ним генералитет — до тех пор, пока не проявился на горизонте маршал Гречко, от которого перенимали крутой нрав заправлявшие армейским футболом клевреты.
Царивший в спорте, как и в других сферах, произвол высших партийно-государственных инстанций с лёгкой (правильнее сказать — тяжёлой) руки Берии нашёл самое вульгарное воплощение в подведомственном “Динамо”. Бериевский патронаж над динамовцами Москвы приобретал подчас привычные шефу МВД формы прямого давления и угроз. Василий Трофимов рассказывал мне, как Берия, вызвав ведущих игроков в 1946 году, когда дела в команде не очень ладились, орал благим матом, стращал отослать куда Макар телят не гонял. Так и говорил: “отошлём”...»
Зинаида Гринина вспоминала: «Маршал Воронов перед каждым матчем нам домой звонил. А на игры таскал с собой старый плащ, тот считался талисманом...»