Всеволод Кочетов и его opus magnum

В общем, не вызывают у высокообразованного Сабурова доверия эти живчики с брюшком и портфелем , эти рефлектирующие хлюпики, боязливые, сомневающиеся, не верящие друг другу ни они, ни их произведения, что справедливо.

Однако этих же литераторов обхаживает и окучивает Порция Браун, что, впрочем, проще простого, потому что прогрессивные антидогматисты очень падки на показное внимание и деньги. Да они готовы, из тщеславия, стоять на задних лапках и бесплатно. На дурака не нужен грош, как говорится. И вот, пожалуйста, прогрессивные молодые поэты на одном из массовых поэтических сборищ в Политехническом:

Весь мир обошла фотография: сцена, на ней длинный стол, за столом в ряд три поэта-авангардиста, а над ними, на бархатном заднике, крупный лозунг: «Коммунизм это молодость мира, и его возводить молодым!» Сидело трое малых в пёстрых свитерах, два из них угрюмы и бесцветны, третий торжествующе сверкая белыми глазами и оскалом крикливого рта. Без всяких комментариев было видно, что же такие строители построят. За это фото Порция получила весьма внушительную премию от нескольких газетно-журнальных компаний.

Всем нам известны имена этих «троих малых», давно покойных. Теперь их не читают даже проплаченные рецензенты Ирины Прохоровой, а о них самих вспоминают исключительно для того, чтобы снять какой-нибудь сериал об их сложных половых отношениях с не менее антидогматической и не менее прогрессивной поэтессой наркоманкой и лесбиянкой. Вот так: её рифмованный бред, продиктованный веществами, давно забылся, а половые похождения, да с оттенком скандальности, публике интересны всегда.

Такой вот бесславный конец «антидогматической» литературы.

Если бы Кочетов дожил до нашего времени, то он бы порадовался своим сбывшимся, по этой части, пророчествам.

IX. Власть лавочников, или самолёт из соломы

Во время своих странствий, итогом которых стало (как, например, в «Дворянском гнезде» Тургенева) горькое прозрение, Сабуров встречает такого же, как и он сам, бывшего аристократа Маркова, вполне покаявшегося и приобщившегося к новой жизни.

И это отнюдь не агитка. За такими кинематографическими и литературными персонажами, как граф Тульев, Сабуров и Марков, стояли судьбы реальных людей, которые сознательно остались в советской России и, пройдя свои, вполне в духе агиографического жанра, «хождения по мукам», нашли в ней не только своё место, но и, так сказать, землю обетованную — при том, что они совсем не были коммунистами и очень скептически относились к коммунистической идее, о чём, разумеется, благоразумно помалкивали.

Так почему же они приняли советскую власть? Потому что она уничтожила власть лавочников — лавочников, это слово Марков повторяет с пламенной настойчивостью.

В марксистско-ленинской литературе «помещики и капиталисты» ставились на одну доску, что, с пролетарской точки зрения, было, разумеется, однохренственно, поскольку «в сортах эксплуататоров» эксплуатируемые плохо разбирались.

Тогда как идеологически настоящие дворяне-помещики, не вписавшиеся в российский неокапитализм, ненавидели «лавочников», то есть разного рода нуворишей, гораздо сильнее и, так сказать, идеологичней, чем рабочий ненавидел фабриканта. Почему? — Потому что дворянин, по своей природе, человек служивый, человек служения — пусть государству, какому ни на есть, но служения. Нувориш-лавочник не служит ничему, кроме своего кармана. Более того: в результате так называемой «реформы», которая, как известно, ударила по барину ещё сильнее, чем по мужику, «баре», в массовом порядке, были вынуждены продавать свои имения банкирам, фабрикантам и прочей неокапиталистической сволочи. Лопахин из «Вишнёвого сада» — это ещё очень приличный человек, на фоне своих-то собратьев из нового класса. Да, он собирается снести имение своей бывшей барыни, но, пока он его не купил, сохраняет к своим бывшим господам немалую почтительность, хорошо понимая, что он одолел их деньгами, но никак не воспитанием. Тогда как большинство нуворишей, купив имение оскудевшего, и не по своей вине, дворянина, начинали в нём харкать на пол и сморкаться в занавески ещё в присутствии не успевших съехать владельцев.