Вся чернильная рать...

Увы, стали, и давно уже стали привычным и обычным делом. И писатели видят это, это их тревожит, и об этом они пишут. А Морис Фридберг кричит: «Неправда! Я этого не вижу и видеть не желаю». Что ж, это его, можно сказать, служебная обязанность отрицать факты, которые обличают бесчеловечную систему жизни в условиях империалистической Америки. За это Фридбергу платят деньги, и, надо полагать, немалые, ибо работа советологов-антикоммунистов неблагодарная и морально грязная.

О «монополии» и «свободе»

М. Фридберг напыщенно и гневно толкует о том, что издательское дело в СССР является государственной монополией. И как бы, мол, «законным» это ни выглядело, все равно переводные издания подвергаются контролю, что, по Фридбергу, «ограничивает»[138] выбор книг для перевода, от чего, естественно, страдает советский читатель.

К слову сказать, в докладе «Опыт Хельсинки: доступность советской литературы в США», подготовленном по заданию американских спецслужб М. Фридбергом к Мадридскому совещанию в 1980 году, эта тема получила неожиданное и, можно сказать даже, дерзкое развитие. Пожалуй, чересчур дерзкое. Ибо советолог вздумал доказать недоказуемое. А именно: М. Фридберг попытался объяснить, почему американские издатели не торопятся выполнять Хельсинкское соглашение об обмене идеями и не публикуют книг советских писателей.

В «докладе» М. Фридберга утверждается, что произведения советской художественной литературы не издаются в США исключительно по причинам эстетическим. «Нет ни одного советского писателя, чьи произведения были бы запрещены в Соединенных Штатах»[139], — патетически восклицает советолог. Американские издатели, продолжает М. Фридберг, публикуют то, что им нравится, то, что им хочется публиковать, а чего не хочется — то и не публикуют. А вот, мол, в СССР издатели выпускают в свет лишь те произведения иностранной художественной литературы, которые прошли придирчивый правительственный (!) контроль.

Итак, наличие «придирчивого правительственного контроля» позволило выпустить в СССР, как об этом свидетельствуют строгие цифры статистики, свыше семи тысяч названий произведений американских авторов. А «полная свобода» американских издателей едва-едва обеспечила выпуск всего лишь около пятисот названий советских авторов за все годы существования советской литературы…

Любому непредвзятому человеку ясна суть политической демагогии М. Фридберга, тщетно старающегося прикрыть фиговым листком словесной эквилибристики постыдную ситуацию с изданием советской художественной литературы в США.

Патетическое заявление о том, что «нет ни одного советского писателя, чьи произведения были бы запрещены в Соединенных Штатах», есть пустая фраза, не более того. Цифры говорят, что на каждое изданное в СССР произведение американского писателя в США «подвергаются запрету» тринадцать советских.

И совсем уж нелепым выглядит утверждение М. Фридберга о том, что основная масса произведений советской литературы не издается в Соединенных Штатах якобы потому, что американские читатели находят «санкционированные» якобы сверху художественные произведения советских писателей «назидательными, ханжескими и, как это ни парадоксально, в общем, старомодными»[140].

Любопытно, каким же это сверхсекретным способом рядовые американские читатели априорно определяют художественную ценность «основной массы произведений советской литературы»? Ведь среди «американских читателей» лишь считанные единицы владеют русским языком, а «основная масса произведений советской литературы», как это признает и сам Фридберг, в США не переводится и не издается!

Пожалуй, напрасно М. Фридберг уподобляет американских читателей той знаменитой гоголевской Хивре (или Хавронье Никифоровне, как вежливо именовал ее дружок сердца попович Афанасий Иванович), которая, распаляясь, вопила на честного парубка в белой свитке: «Я не видела твоей матери, но знаю, что дрянь! И отец дрянь! И тетка дрянь!»[141]

М. Фридберг в этом своем так называемом «Докладе» назидательно поясняет: «Обычно они (американцы. — А. Б.) знакомятся с советской литературой, обращаясь к одной из многих антологий русской прозы различных периодов. Эти антологии всегда можно найти на полках американских книжных магазинов». Советолог уточняет, что между 1975 и 1979 годами американские книжные магазины продавали «по меньшей мере двадцать антологий русского рассказа».