Вся история Фролова, советского вампира

– Лежи спокойно и делай вид, что читаешь газету, – сказала Сильвия Альбертовна, находя рукой под одеялом Валеры дорогу с неотвратимостью змеи, которая охотится на полевую мышь.

Пальцы Сильвии Альбертовны, которым ничто не мешало, быстро добрались туда, куда стремились. К тому времени состояние «полевой мыши» изменилось очень сильно. Сильвия Альбертовна определила это состояние тактильно, то есть посредством прикосновений, что и вызвало на её лице улыбку, выражающую ироническое одобрение. Валера шумно перевёл дыхание.

– Почему так тяжко вздыхаем? – спросила участливым тоном Сильвия Альбертовна.

– Меня сегодня девушка бросила, – ответил Валера и, не удержавшись, прыснул от смеха.

– Как же мне утешить тебя в таком несчастье? – Она безошибочно нашла самую чувствительную точку и осторожно поглаживала её подушечкой большого пальца. Валере тут же стало не до смеха.

– Я сама себя не понимаю, – продолжала Сильвия Альбертовна. – Раньше, до нашей неожиданной встречи, я поступала иначе. Просто съедала того, кто мне чем-то мешал. И сразу забывала об этом. Очень удобно. Теперь я почему-то отошла от этого правила. Твоя девушка ходит по городу неосторожно, как глупая самка фазана, но с ней ничего плохого не происходит. Я смотрю на себя в зеркало и задаюсь вопросом – я ли это? Почему меня вообще интересует, общаются ли другие женщины с твоими гениталиями? Раньше мне это было бы не то что безразлично, а мне такой вопрос вообще не пришёл бы в голову. Ко мне бы это вообще не имело отношения. Ревность и я. Да это так абсурдно, что даже не забавно. А тут я стала думать про эту курицу, не съесть ли мне её. Представляешь? Я стала зачем-то думать. Вместо того чтобы просто съесть и забыть. Но – что совсем уж парадоксально, я не съела её. Вместо того чтобы аккуратно положить её косточки на краю тарелки, я хожу по улицам ночью и ищу тот город, те улицы, которые я видела раньше. Ты слышишь меня? Не закрывай глаза, смотри на меня. Мне нравится видеть, что происходит с тобой. Вот так, мой дорогой. И не нужно открывать рот, а то туда залетит птичка. Итак – город. Он изменился, хоть и не менялся. Раньше он был нейтральный, а теперь он дразнит меня, он стал шумный, вонючий, нахальный. Он меня мучает, как будто нарочно. Что с ним произошло? Ведь не скажешь же ты, что это я изменилась, а он остался таким, каким и был всё время. Не скажешь?

Валера в таком состоянии, конечно, не мог возражать ей. Всё, что угодно, только пусть она позволит наконец прозвенеть звонку. В последнее мгновение ей удавалось удержать Валеру на этапе хрупкого, почти невыносимого равновесия, где-то на самом верху, не допуская, чтобы Валера сорвался и заскользил вниз с горы. Но теперь сами прикосновения её стали другими. Раньше её пальцы как будто наслаждались свой властью над Валерой, они держали Валеру крепко и уверенно. Теперь они касались его так, как будто хотели дать ему почувствовать, какое это ощущение – прикосновение к Валере. Как бы стараясь передать, что чувствуют они сами, прикасаясь к нему.

Раньше её ладонь сжимала его так, как она сжимала бы рукоятку боевого ножа. Теперь она держала его осторожно, будто стараясь на ощупь воспроизвести для себя его скрытый от глаз образ. Всё-таки раскрывать Валеру она не хотела, так как в палате был ещё один больной. Он, правда, лежал, отвернувшись к стене, и Сильвия Альбертовна закрывала Валеру от него своей спиной. А две другие кровати пустовали, но… Раскрывать Валеру тут не следовало, и ему тоже пришлось воздержаться от всяких проявлений вслух того, что он чувствовал.

– Ты обещал мне помощь, – продолжала Сильвия Альбертовна, – но я поняла, что ты не сдержишь своего обещания. Ты не сдержишь его, дорогой. Ты просто не знаешь, как его сдержать. Ты не можешь пить кровь. Ты не можешь видеть, слышать и чувствовать так, как те, которые пьют кровь. Или могли бы пить её. Ты хотел бы, но ты не можешь. А что ты можешь? Ты можешь только сладко похрюкивать, когда твоя госпожа едет на тебе верхом. Но и это немало, мой дорогой. Некоторые не могут и этого. Приходится банально высасывать их, как лимон. Нет, ты мне нужен для чего-то другого. Когда ты исчезаешь, город становится мерзким. Мне это неприятно. Ну хорошо, отпускаю тебя, на сегодня – всё.

Сильвия Альбертовна подушечкой большого пальца нажала на кнопку. Валера услышал звонок, довольно длинный и громкий, как в школе. Потом он сорвался и полетел с горы, причём летел он в несколько приёмов, как будто склон имел форму ряда небольших трамплинов, на которых Валеру подбрасывало в воздух. Он взлетал и секунду зависал в воздухе, после чего падал вниз и летел дальше. Пока его не вынесло на более пологую часть склона, всё более пологую, где он в конце концов и остановился. Сильвия Альбертовна вытерла ладонь о простыню.

– Если ты уже можешь говорить, скажи, что ты думаешь обо всём этом? – спросила она.