— Держи, — сказала Синди, подавая ему бокал, из которого торчала розовая соломинка.
— Коктейль? — Алекс вскинул брови. — Я думал, ветеринары пьют чистый напиток.
— Да, но не те, которые заняты составлением композиций.
— Ты хочешь сказать, что составила композицию? — Он уставился в бокал.
Синди усмехнулась.
— Попробуй.
— Что я должен обнаружить, какие запахи? — Алекс наклонился над бокалом. — Апельсин…
— Молодец.
— Гм… Горьковатое что-то… Острое.
— Надо же, ты еще способен отличить аромат виски, — насмешливо заметила она.
— Неужели ты поставила перед собой цель напрочь отбить запах виски? Ужас!
— Да нет, не волнуйся. Скажи, ты чувствуешь аромат корицы и мяты?
— О Господи! — воскликнул Алекс. — Никогда не думал, что можно так испортить прекрасный напиток. Ты налила из бутылки с черной этикеткой?
— Конечно. «Джонни Уокер» с черным лейблом. Апельсин у тебя лежал на столе, в шкафу я нашла корицу и мяту. Вот тебе полный отчет.
— Тогда на кой черт ты испортила виски всем этим зельем?
— Потому что я сейчас не расстаюсь с тремя ароматами: апельсиновой корки, корицы и мяты.
— Может, объяснишь почему?
— Потому что эти запахи составят композицию моих духов для собак.
Алекс уставился на нее не мигая. Потом опустил бокал на пол рядом с собой и медленно повернулся к ней.
— Синди, детка… Не хочешь ли ты мне сказать, что предлагаешь выпить собачьей… собачьих… — Он набрал воздуху и выдохнул: — Духов?
Она захохотала.
— Нет, не волнуйся. Ты сам, как творческая личность, знаешь, что когда создаешь… полотно, то только о нем и думаешь.
— Полотно! — Алекс стукнул себя по колену. — Как точно ты сказала про собачьи духи, что это полотно! — Он снова взмахнул рукой и в горячности задел бокал. Тот опрокинулся, жидкость потекла по разложенным на полу работам. — О мой Бог! О Дьявол! Нет, Синди, ты это нарочно!.. Ты мне мстишь!.. — кричал он, пытаясь спасти от потопа то, что можно.
Но липкая жидкость коричневыми разводьями метила белые листы.
— Нет! — заламывал руки Алекс. — Это не конец!
— Нет. Это не конец, — подтвердила Синди. — Давай теперь начнем с самого начала. Я думаю, теперь ты не откажешься стать моим компаньоном. — Она наклонилась и из своего бокала отлила половину в опустевший бокал Алекса. — Я готова поделиться с тобой по-братски.
Глава семнадцатая
Укол осы
«Клетчатые юбки и полосатые брюки нравятся далеко не всем, — побежали по экрану компьютера строчки. — А ты носишь их, Эдвин Ньюбери? В твоем имени есть что-то шотландское. Ха-ха!»
Остряк! — хмыкнула Шейла. И тут же написала ответ: «Не ношу. Хожу без них».
«Не мерзнешь?»
«С тобой, умник, не замерзнешь».
«В точку, Ньюбери! Привет, Эдвин! Это Дав. Слабо меня поймать, а?»
«Вылетай, мой голубок, сам увидишь», — включилась в интернетовскую болтовню Шейла.
Она зарегистрировалась под именем Эдвина Ньюбери и теперь «чатилась» с мальчишками, ровесниками сына.
Норма уехала, они расстались довольные друг другом. Шейла обещала навестить ее, как появится время. Но она знала, вряд ли это произойдет скоро, потому что слишком много дел с фермой.
Между тем ее ферма, которая началась с Сокола Эдвина и его подруги, заметно расширилась. Питер подошел к идее по-мужски, он заставил Шейлу купить несколько кречетов и сапсанов, уверяя, что моноферма — это хорошо, но куда интереснее собрать у себя разных ловчих птиц.
За кречетами и сапсанами она не поехала, поручила Питеру привезти их, Питер съездил в штат Мэриленд, где выведены хорошие особи.
Сама Шейла не расставалась с Соколом Эдвином, хотя порой упрекала себя в этом, опасаясь, что излишнее внимание может ему повредить.
Но Шейла ничего не могла поделать, иногда она казалась себе огромной хищной птицей, которая когтями впилась в Сокола Эдвина и держится за него, будто вся ее жизнь спрятана в нем. Она намеренно называла его чаще двойным именем — Сокол Эдвин, а не просто Эдвин. Потому что однажды Шейла услышала, что если назвать кого-то именем умершего человека, то и его ждет печальный конец.
Конечно, думала она, в итоге печальный конец ждет всех и каждого, но будет лучше, если Сокол Эдвин пробудет рядом со мной как можно дольше. Тем более, что ему предначертана природой жизнь, полная опасностей, — постоянный полет и схватка.
Было время, когда Шейла думала о собственной смерти как о благостном выходе из тупика, в котором оказалась. Более того, Шейла желала собственного ухода. В тот день, когда Норма увидела ее в супермаркете, она на самом деле думала не о том, что покупает, а прокручивала в голове варианты ухода из жизни.
Поехать в Колорадо и прыгнуть со скалы, откуда прыгнул Эдвин? Но он вовсе не хотел смерти. Он хотел полета. Но ошибся.
Наглотаться таблеток, которые у нее в аптечке? Шейла представила всю неэстетичность последующей картины и отклонила такой вариант.
Открыть газ и сунуть голову в духовку?
Сесть в машину и соскочить с моста?
Картины одна ужаснее другой мелькали в голове, Шейла хваталась за пачки салфеток, мочалок для посуды, как хваталась бы за воздух, стоя на карнизе многоэтажного дома своей жизни, который выстроила сама…