– Только зазеваешься, а она уже угнездилась у тебя тихой сапой, – призналась она Манель однажды утром. – Сперва реже зовешь парикмахера, потом перестаешь краситься, не стрижешь ногти, не делаешь эпиляцию, и в итоге вообще ни на что не похожа.
Она, Элен Фурнье, насмотрелась на подруг, которые в один прекрасный день ослабили хватку и, сами того не замечая, перестали за собой следить и сгинули в пучине. Эме скрылся в гостиной и, рухнув в кресло, провалился в первый дневной сон, а девушка распахнула перед сосредоточенной Элен дверцы платяного шкафа. Полки и вешалки справа – одежда старой дамы, полки и вешалки слева – одежда мужа. Рядышком, как их кровати.
– Достаньте мне голубую блузку, вот эту, с цветами, сегодня солнечно. И бежевые брюки.
– Может, еще светло-голубой шарф? – предложила Манель.
– Нет, слишком в тон с блузкой. Лучше оранжевый. А для Эме достаньте джинсы. Он их не любит, знаю, но он в них выглядит моложе. С белой рубашкой будет самое то. И еще возьмите ему светло-серый жилет, он вечно мерзнет.
Когда все было готово, Элен послала Манель будить Эме. Пора умываться. Их ждала широченная и очень дорогая итальянская душевая кабина: ее установили, когда Элен поняла, что ноги у нее отказывают. Супруги Фурнье принимали душ вместе – она сидела на откидном сиденье, а он стоял рядом. Они намыливали друг друга, терли банной варежкой тела, знакомые как свои пять пальцев, обливались и брызгались, мыли друг другу голову, порой смеялись. Когда месье был готов, девушка вернулась в ванную, одевать мадам. Натягивать компрессионные гольфы телесного цвета всегда было для Манель сущим испытанием, несмотря на большой опыт. Человек, который их изобрел, явно сам никогда не пытался втиснуть в свое творение ноги восьмидесятилетней женщины с одеревеневшими лодыжками и икрами толщиной с ляжку. Спустя десять минут Элен Фурнье, нарядная и накрашенная, как на первый бал, вышла из ванной под руку с Манель, готовая во всеоружии встретить новый день. Из гостиной до них донесся тяжкий храп Эме, на время провалившегося в нутряные глубины своего усталого рассудка, покуда нежная супруга не вернет его к жизни, отправив в кладовку за литром молока или попросив принести ей телепрограмму с кроссвордом.
14