На площадке нетерпеливо переминалась Одиль Лакусс, топоча по коврику розовыми сланцами. Обитательница первого этажа, наследница агрофирмы Лакуссов, чей знаменитый слоган “Свежесть плюс вкус – это Лакусс” красовался в семидесятые на всех рекламных щитах округи, долгие годы умирала от безделья и в конце концов решила заделаться консьержкой. Жители дома относились к этой узурпации должности тем более благосклонно, что старая дева старалась за красивые глаза, просто чтобы занять свободное время, которого у нее было невпроворот. Она все держала под контролем, следила, кто ушел и кто пришел, руководила вывозом мусора, раскладывала почту, могла, если нужно, передать сообщение, и нещадно гоняла Свидетелей Иеговы и прочих бродячих торговцев религией. Бет встала в дверях, чтобы консьержка случайно не просочилась в квартиру. Сложно было приписать какой-то возраст этой костлявой угловатой дылде с полупрозрачным лицом – она целыми днями читала и никогда не выходила на улицу, – почти сверхъестественную бледность которого еще подчеркивали золотисто-каштановые волосы. Дева боготворила Амбруаза Ларнье и не упускала случая зайти хоть на несколько секунд полюбоваться на него и вдохнуть его аромат. В ход шел любой предлог. Одолжить на денек пакет молока, вернуть назавтра пакет молока, сообщить, что приходили из энергосбыта снимать показания счетчиков, что в квартире Жандронов с третьего этажа ремонт и днем, возможно, временами будет шумно, что в четверг праздничный день и мусорные баки вывезут только в пятницу. Каждый год 7 декабря она поздравляла их со святым Амбруазом, а 4 июля – со святой Елизаветой. Подарочек на Рождество. Шоколадное яйцо на Пасху. На святого Валентина в почте нередко оказывалась надушенная открытка. Старая дева нашла своего прекрасного принца, и звали принца Амбруаз Ларнье, хотел он этого или нет.
– А Амбруаза нет? – осведомилась влюбленная. – Я тут вырезала для него статью из последней “Науки и жизни”. Интервью его папы о внутрибольничных инфекциях.
– Я ему передам, когда он выйдет из душа. Спасибо, Одиль.
– Ой, какой лапочка! – задохнулась от умиления Свежесть-плюс-вкус-это-Лакусс.
Бет решила было, что восклицание относится к внуку, но тут же поняла, что его объектом был не кто иной, как котяра, вальяжно направлявшийся к ним по коридору. Она ошарашенно глядела на кота, а тот, мурча от удовольствия, терся боками о бесплотные лодыжки консьержки, выделывал сладострастные загогулины и все более тесные восьмерки, а потом растянулся на коврике и подставил брюхо под ласки. Одиль Лакусс присела на корточки и подхватила кота, а тот, не пикнув, позволил старой деве взять себя на ручки, да еще и размурлыкался громче под ее поглаживаниями. Бет не верила своим глазам. Зверюга, который до сих пор отвергал любой контакт и вел себя не общительнее аутиста, буквально заходился от счастья, пока тонкие пальцы консьержки перебирали рыжую шерсть. Здоровый глаз, неотрывно устремленный на благодетельницу, источал потоки любви, а остаток хвоста мотался во все стороны.
– Как зовут вашу милую киску? – спросила та, почесывая загривок кошаку, пускающему слюни от наслаждения.
– Никак не зовут, – ответила Бет, вдруг осознав, что они с внуком так и не удосужились дать зверюге имя. – И вообще, киска не моя, а Амбруаза, – добавила она.
Это известие так потрясло Одиль Лакусс, что она прикрыла глаза: на миг в ее объятиях оказался не кот, а сам молодой человек, и она осыпала его ласками.
Дверь комнаты открылась, и Амбруаз бегом проскочил в ванную, бросив по дороге самым нейтральным тоном: “Добрый вечер, Одиль”. Главное, никаких эмоций, любой ценой сохранять безопасную дистанцию, не порождать ненужных надежд. Излишне пристальный взгляд, игривый тон, намек на улыбку, невольное касание – все могло стать брешью, в которую ринется очертя голову старая дева. Амбруаз обычно старался вообще не показываться в ее присутствии, а если уж пришлось, то не обращать на нее внимания, но все его попытки охладить энтузиазм Одиль Лакусс, казалось, наоборот, только подпитывали ее влечение.
– Какой красавец, – прошептала старая дева, пожирая глазами место, где секундой раньше появился Амбруаз. На сей раз у Бет не возникло вопроса, кому адресован комплимент.
Она, как обычно, воспользовалась визитом Одиль Лакусс, чтобы попросить ее вынести мусор в бак на первом этаже. Амбруаз вспоминал об этом через раз, а для ее усталых ног обойтись без лишних трех этажей было весьма кстати. Она властно забрала у консьержки недовольно заворчавшего кота, вручила ей мешок с завязками и захлопнула дверь; ее “До свидания, Одиль” разнеслось по лестничной площадке не подлежащим обжалованию приговором. Свежесть-плюс-вкус-это-Лакусс еще пару раз погладила мешок и только потом спустилась с небес на землю, вернее, в свои апартаменты, унося на сетчатке образ мимолетного явления Ларнье-младшего.
18
Табличка сияла и переливалась.